Лабиринты наших желаний
Шрифт:
В конце концов Роман, в последний раз оглядевшись, удовлетворённо кивнул, подхватил с пола пакет со всем изъятым и сказал развалившемуся в кресле Андрею:
— Всё. Вставай давай, проводишь меня.
— Сам дорогу не найдёшь? — прохрипел парень, с трудом поднимаясь на ноги.
— Нет. Заблужусь, — усмехнулся охранник и тут же пошёл к выходу в правильном направлении. — Пошли, инвалидный. Закроешь за мной.
Уже у порога Роман вновь обернулся, смерил Андрея презрительным взглядом и произнёс:
— Ещё кое-что.
Андрей реально сдрейфил. Охранник его отца не был похож на человека, который может угрожать впустую.
— Но я периодически по работе…
— Никакой работы в Москве. Если явишься — останешься без яиц. Разъезжай по другим городам, а в столицу не суйся. Понял? Или мне тебя ещё раз ударить?
— Понял, — поспешно сказал Андрей, но Роман, усмехнувшись, всё-таки заехал ему кулаком по почкам.
— На всякий случай. — И вышел, не попрощавшись.
А Андрей, морщась, осел на пол, чувствуя, как по ногам потекло. Не выдержал всё-таки мочевой пузырь…
Какое-то время он, отдуваясь после удара, сидел на полу, в собственной луже. Мыслей не было никаких. Потом одна появилась.
Покурить бы… Но травки нет, кончилась, а обычные сигареты Андрей у себя не держал. Поэтому он, забыв про мокрые штаны и избитый вид, впрочем, как и про отсутствие в карманах денег, вышел из квартиры и медленно побрёл вниз по лестнице, забыв и про лифт тоже.
Ноги заплетались, голова кружилась. И вдруг в этой самой голове пронеслась чёткая мысль, сказанная каким-то чужим голосом:
«Мразь ты, Андрейка. И если ты сейчас помрёшь, никто о тебе даже не заплачет».
Он неожиданно запнулся и начал падать. Попытался схватиться за поручень, но руки были влажные то ли от пота, то ли от собственной крови.
И полетел вниз с лестницы, считая ступени.
Раз, два, три, четыре, пять… И темнота.
***
— Настёна? Ты чего плачешь?
Она и не заметила, как Борис вернулся в комнату, так сосредоточилась на себе и своём отчаянии. Кажется, она так не плакала даже после смерти мамы. Хотя… тогда она просто не могла плакать. Глаза были сухие, а мысли в голове застыли, заморозились.
Сейчас же слёзы лились сами, и мыслей было столько, что в висках стучало.
— Да так, — Настя села на кровати и посмотрела на шофёра. — Я просто очень виновата.
— Перед отцом? — уточнил Борис, садясь рядом и сочувственно глядя на неё.
— Да. Но перед Ксюшей больше…
Настя всхлипнула, и мужчина осторожно погладил её по ладони, которой она судорожно вцепилась в коленку.
— Если тебя это утешит, я тоже виноват.
— Ты? — девочка удивлённо посмотрела на него. — При чём тут ты?
— Ну…
— Ага… — она вновь всхлипнула и заплакала. — Очень нехорошее…
— Ясно, — Борис тяжело вздохнул. — Не надо было мне говорить тебе свои домыслы про Ксюшу. Ты всполошилась, позвонила ему, он приехал, наворотил дел… Дурак я.
Настя помотала головой.
— Позвонила… Если бы я только позвонила! Папа меня за звонок уже наказал. А сейчас… не наказал никак… но лучше бы наказал. Борис, лучше бы он меня выпорол, как обещал!!!
Шофёр сжал ладонь девочки.
— Ну-ну, Настёна. Не казнись. Попроси прощения и у папы, и у Ксюши.
— Прощения… — пробормотала Настя, наклоняя голову. — Разве такое можно простить?
— А это уже не тебе решать, — возразил Борис жёстко. — А папе твоему и Ксюше. И… Настёна. Слушайся его. Игорь Андреевич тебе только добра желает. Хватит авантюрничать.
Девочка грустно вздохнула и потёрла глаза.
— Да… хватит. Борис, мне действительно хватит. На всю жизнь…
57
***
Игорь не дошёл до спальни. Остановился в гостиной возле окна, глядя на Москву с высоты птичьего полёта. Несмотря на то, что ещё не было и полудня, видно оказалось так себе: собирался дождь и на улице потемнело. Тёмное, хмурое небо, и ветер наверняка нешуточный…
Он не замечал, что хмурится и сам, прижимая правую руку к груди с левой стороны, будто у него болело сердце. Он не думал сейчас о себе, только о своей девочке, которая в эту секунду была где-то там, за множество километров отсюда, совсем одна.
Вдалеке сверкнула молния, и одновременно у него в кармане зазвонил мобильный телефон.
— Да, Стася?
Замечательная у Ксении подруга всё-таки. Подобная дружба — редкость.
— Привет, Игорь! Только что Ксюша звонила, сообщила, что добралась до Чебоксар. У неё всё нормально, она сейчас едет к бабушке. Голос немножко пободрее, чем вчера.
Пободрее. У него отлегло от сердца.
— Спасибо, Стася.
— Не за что. — Она чуть помолчала, а потом спросила, вздохнув: — Что ты собираешься делать дальше?
Ответ был очевидным.
— Ехать за ней.
На этот раз молчание было заполнено неловкостью.
— Ты… Игорь, ты…
Стасины интонации немного напомнили ему Ксению, и Игорь улыбнулся уголками губ.
— Ты хочешь спросить, зачем? Я кое-что купил ей, когда был в Америке. И теперь хочу это подарить. Но от того, простит ли меня Ксения, зависит, примет ли она этот подарок.
— Простит? Но Ксюша говорила, что ты её не обижал.
— Андрей — мой сын, — сказал Игорь тяжело. — И я за него в ответе. Мне есть, за что просить прощения, Стася.