Лабиринты наших желаний
Шрифт:
Ксюша слабо улыбнулась и качнула головой.
— Он не будет искать, Стась. С завтрашнего дня… уже не будет. Так что тебе только сегодня надо продержаться. Извини, что доставляю проблемы…
— Да какие это проблемы, — возмутилась Стася. — С ума сошла. Проблемы. Уши бы надрала, если бы рядом была! Ксюшка! Ты только не пропадай, пожалуйста. Это твой новый номер?
— Да. На старый можно не звонить. Я симку разломала.
Стася задумчиво помолчала.
— Ксюш… Может, мне приехать?
— Не надо. У меня поезд через
— Напиши, как доедешь.
— Хорошо.
— Обнимаю тебя!
— И я тебя, Стась.
***
— Алло.
— Игорь, это Стася. В общем… — Девушка тяжело вздохнула. — Мне запретили рассказывать, но я расскажу. Я думаю, Ксюша поступает неправильно. Ты должен знать.
— Знать о чём?
Ручка, которую Игорь в этот момент держал в ладони, страдальчески затрещала, так сильно он её сжал.
— Ксюша написала мне смс с нового номера. Я перезвонила и узнала, что она на вокзале, собирается уезжать в Чебоксары. Она оттуда, ты в курсе?
— Да.
— Ксюша не сказала, что случилось. Но голос у неё… похоронный марш, а не голос. Я тебе сейчас дам её телефон… Только ты не звони пока, ладно? Психанёт ещё. У неё поезд через двадцать минут, он вроде часов четырнадцать идёт. Позвони лучше завтра утром, когда она уже в Чебоксарах будет. Может… — Стася запнулась. — Может, ей там легче станет.
— Если бы я знал, что случилось… — пробормотал Игорь и вновь сжал ручку до треска. — Я ничего не понимаю, Стася. Она совсем ничего не сказала?
— Нет. Только то, что ты её не обижал. И что ты самый лучший.
— Но кто-то ведь её обидел.
— Скорее всего. И мне кажется, я знаю, кто.
***
Мерное покачивание вагона, стук колёс.
Ну, вот и всё. Должно быть легче, ты же едешь домой. Только почему-то не легче. Совсем. Ни капельки.
Потерпи ещё немного, потерпи. Завтра будет легче. Или послезавтра. Или через три дня. Ну хоть когда-нибудь будет легче!
Игорь… ищет, беспокоится. А потом увидит видео Андрея — и начнёт презирать Ксюшу. И неважно, что именно наврёт Андрей — там наверняка прекрасно видно, как она наслаждается происходящим. Этого вполне достаточно…
Горько, как же горько.
Ксюша начала задыхаться, и чтобы отдышаться, вышла в тамбур, прихватив с собой сумку. Чемодан её убран, да и нечего там воровать, одна одежда-обувь. А вот сумку оставлять — безумие.
Встала возле двери, прислонилась лбом к прохладному стеклу. Плевать, что грязное. Она грязнее этого стекла.
На улице хлестал дождь, и ветер был такой силы, что деревья гнулись к земле, словно умоляли его стихнуть. Тёмное, хмурое небо, потоки воды, завывание ветра… Всё это настолько отражало душевное состояние Ксюши, что она даже усмехнулась.
А потом стала тихонько, еле слышно, чтобы
— Летят воздушные шары, и самый светлый в вышине — твоя душа.
Он отрывается легко, а мы стоим и смотрим в небо, не дыша.
И слава Богу, дождь пошёл, и сквозь завесу ты моих не видишь слёз.
Ты выше радуги уже. Сияют лица горожан: воскрес Христос!*
(*«Всего лишь смерть» — песня группы «Белая гвардия».)
И под конец она уже плакала.
Просто не могла иначе.
*
Утром, когда поезд прибыл в Чебоксары, Ксюша не поехала к бабушке. Сначала ей нужно было в другое место, и она, оставив чемодан в камере хранения, направилась к родителям. На кладбище.
Погода была хорошая — здесь дождь ночью явно не шёл, — в небе сияло солнце, и воздух казался чистым, прозрачным, невесомым. Но этот невесомый воздух с трудом входил в лёгкие, словно там что-то застряло, почти как кость в горле, и теперь никак не может оттуда выйти. Мешает.
Да ещё и слёзы, которых набегало всё больше и больше, пока она ехала, а потом шла к кладбищу, где восемь лет назад были похоронены её родители.
Но она не забыла к ним дорогу. И никогда не забудет.
Место было ухоженным, трава подстриженной — значит, бабушка заходила совсем недавно. А вот она, Ксюша, приезжает редко… и каждый раз задыхается здесь. Но сейчас она задыхалась не из-за кладбища и осознания того, что папа с мамой лежат там, в земле, тогда как она ходит по ней. Совсем не из-за этого…
Сначала Ксюша опустилась на колени, а затем, не выдержав, полностью легла на траву, вцепилась в неё всеми пальцами, чуть ли не выдирая с корнем, и закрыла глаза, прижимаясь к могиле родителей. Словно хотела к ним.
Впрочем, она действительно хотела. Но не могла.
Ксюша ничего не говорила, просто поглаживала землю, ощущая, как трава щекочет ладонь, и вспоминала. И думала.
Странно, но впервые за последние годы она не чувствовала злости и обиды на маму. Их будто вырвало из Ксюшиной души, выбросило, как что-то ненужное. И вместо этого там теперь было нечто другое… Похожее на то чувство, что она испытывала в глубоком детстве, любя родителей абсолютно и непререкаемо.
И тихая нежность лилась теперь из Ксюши, будто бы впитываясь в землю. Нежность к ним обоим, не только к отцу. За то, что были. За то, что любили. И за то, что остались в её душе даже несмотря на свою смерть.
Она не заметила, как задремала. Но сон этот был недолгим.
«Вставай, Юшенька», — раздалось у неё над головой.
Она поморщилась. Зачем вставать? Здесь так хорошо…
«Вставай. Ты должна жить, Юша!»
Отец говорил горячо и отчаянно, словно боялся за неё.
«Вставай, моя девочка!»