Лабиринты судьбы
Шрифт:
— Еще встретимся, падла!
Леша взял полотенце и протер им руки. Я молча, с явным восторгом, смотрела на этого высокого гибкого парня.
— Простите, Иришка. Не сдержался… Я таких подлецов столько перевидел. Трусы они. Только к слабым или шоблой, а по одному — трусы. Шакалы. — Он мельком взглянул на меня.
— Они вас не тронули?
— Не успели. Спасибо. А здорово вы его!
— Вот-вот, мы его. — Он весело подмигнул мне. — А что это мы на «вы»?
— Не знаю. — Я смущенно пожала плечами. Если сравнивать с Кириллом, то Леша почти мой ровесник.
— Ну, не так уж и стар. — Всего-то двадцать семь. Так что можешь смело обращаться ко мне на «ты».
«Двадцать семь, — ужаснулась я. — Ларка бы снова сказала, что я геронтофилка», — но вслух произнесла:
— Странно, я думала — от силы двадцать.
Леша вопросительно посмотрел на меня и спросил:
— Что, много? Я понимаю, много. У тебя, наверное, мальчик есть. Есть?
Я промолчала. Ну, что я могла ему ответить? Мальчик!.. Если Киру можно считать мальчиком… И тут мне вспомнился эпизод из «Двенадцати стульев»: «Кто скажет, что это девочка, пусть первым бросит в меня камень…»
Мне стало смешно.
— А можешь не отвечать. Вон как разулыбалась, сразу видно, что есть. Ну и ладно…
Лешка поднялся, легко снял с верхней полки постель и переложил на свое место. Он аккуратно расправил уголки простыни и, присев на краешек застеленной полки, сказал:
— Знаете, то есть знаешь, Ира, я очень хочу есть.
— Сейчас! — Я засуетилась, доставая из пакета прикупленные на вокзале булочки и яйца. — Вот. И вот. Давай поедим! Я тоже ужас как проголодалась. Вот лимонад. А можно за чаем к проводнику, я мигом.
— Стоп, стоп, стоп. Я не это имел в виду. Я хочу есть уже с полчаса. И пока ты с мужичками развлекалась, — он игриво погрозил мне пальцем, мол, все вы такие, — я разведал, где тут вагон-ресторан. Он, оказывается, совсем близко.
— Через два вагона по ходу поезда.
— Так и знал! Уже обедала? До Львова, да?
— Нет. Проводница сказала.
— Спрашивается, зачем тогда я в противоположную сторону весь состав прошел?
— А зачем?
— Ресторан искал, но, раз ты поела, я один не пойду. И если к утру по твоей милости я умру голодной смертью… — Он театрально лег и сложил руки на животе. Но внезапно вскочил, едва не ударившись головой о верхнюю полку. — Нет! Ты же только что сказала, что не обедала! Это, Ирочка, называется старческий склероз. Да… Стареем… Знаешь про старческий склероз анекдот: «Приходит пожилой жених к юной невесте. То есть муж, конечно, к жене. Новобрачные…»
— Знаю, знаю: «Позвольте, милочка, исполнить супружеский долг?» И так семь раз.
— Восемь!
— Ну и гигант!
Мы смеялись, как дети. Я не могла насладиться детской непосредственностью, широкой открытой улыбкой и доверчивым чистым взглядом глубоких синих глаз.
Леша быстро поднял меня с дивана и, пока я надевала кроссовки, одернул покрывало на моей постели и вышел из купе.
— Ты ничего ценного не везешь?
— А ты карманник?
— Ну вот, ничего от тебя не скроешь! Только, скажу по секрету, — он наклонился к моему уху, — по мелочи я не промышляю. Я все больше с банками работаю. — Он так комично прошептал это, что мы снова прыснули смехом.
— С какими? — так же
Он вскинул на меня удивленные глаза, приподнял одну бровь и уже нормальным голосом сказал:
— С какими, с какими? С трехлитровыми! А дверь мы все-таки захлопнем.
Он повернул защелку, хлопнул дверью, подергал пару раз за ручку, и мы пошли обедать.
Ресторан был почти пуст. Леша взял меню и заказал два обеденных комплекса.
— Иришка, мы что пьем: чай, минералку, компот?
— Компот.
Официант отправился выполнять заказ.
— Я люблю вишневый сидр, — сказал Леша и посмотрел на меня так, что я почувствовала какой-то подвох.
— Между прочим, сидр — это яблочное вино.
— Смотри-ка, все она знает, — и Леша снова рассмеялся. — А давай я тебя протестирую.
— Как?
— Очень просто, я знаю один очень любопытный тест.
— Ты еще и психолог?
— Почти.
— Тоже под Воркутой учился?
— Ну да. Я ведь уже сказал.
— А институт физкультуры там не заканчивал?
— Так точно. И школу выживания проходил. И в духовной семинарии обучался, да еще художественное училище… Будет время, обязательно свои работы продемонстрирую.
— Леша, расскажи о себе.
Он опустил голову и, помолчав немного, тихо спросил:
— Тебе действительно хочется это знать?
— Ты такой необычный. Такой интересный…
Он посмотрел на меня, и я смутилась.
— Я хотела сказать, что ты не похож на всех моих знакомых. Все красивые ребята высокомерны до невозможного. Они столько о себе мнят и так мало значат на самом деле. Они почти ничего не умеют, и у них, как правило, нет никакой цели.
— Может, и я такой же.
— Может… Но мне так не хотелось бы этого.
— А если я тебя разочарую?
— Ну и что? Мы ведь только в пути рядом, а приедем в Москву и больше не встретимся.
— Ну ладно… Жаль, конечно. Когда-то, давным-давно, в одном небольшом белорусском городке, это было, дай Бог памяти, целых двадцать семь лет назад, родился мальчик. И назвали его мама с папой Алексеем. Мама у мальчика была учительницей, а папа механиком. У всех родители как родители, а у Алеши честные до предела. Патологически честные. И мальчик рос таким же. Тихий, робкий, чувствительный малыш. Мама, говорят, его очень любила. Она читала ему сказки, когда он еще не умел не то что разговаривать, а и голову не всегда поворачивал в сторону звука. Он смотрел в потолок и слушал мамин голос. И вдруг этот голос оборвался. Мамы больше не стало. Врачи сказали: «Обширный инфаркт».
Папа попытался сдать Лешу в детские ясли. Но там с ним случались приступы истерики. Поднималась температура, и все, что он проглатывал, тут же шло обратно. «Повышенный рвотный рефлекс на нервной почве», — сказали те же врачи.
Папа работал и, чтоб хоть как-то воспитывать Лешу и не травмировать его детскую психику, пригласил няню.
Все заработанные деньги он отдавал няне. Так как он был патологически честный папа, он полагал, что все люди вокруг тоже такие.
Очень скоро няня почувствовала себя полноправной хозяйкой и стала транжирить папины деньги. Она запирала Лешу дома, замотав его в одеяло и туго перевязав полотенцем, чтоб не случилось чего, и уходила.