Лабиринты ума
Шрифт:
Религиозно-философские представления о гармонии и холистическом природном единстве, которые были характерны для интеллектуального, возвышенного эллинского духа, столкнулись с агрессивной, нетерпимой к иномыслию, слепой верой в раздробленность природ – природы творящей и природы тварной.
Некоторые христианские богословы, апологеты абсурда («верую, ибо абсурдно») со свойственной для них высокомерной позиции «обладателей истины в последней инстанции» заявляли: «Эллинская философия, заняв верховную позицию монотеизма, очутилась пред антиномической загадкой: откуда же и как рядом с абсолютным единством явилось относительное множество, разнообразие, вся пестрота космоса? Как, чем, каким мостом перекрылась эта непереходимая логическая пропасть? Это крест для ума эллинской философии. Она его разрешила для себя на грубых и аляповатых путях пластического мышления, вернее, фантастических иллюзий. Это иллюзии пантеизма. „Все из воды“, „все из огня“, „все из вечного спора стихий“ и т. п., т. е. весь мир ткется из материи того же абсолютного бытия». [119]
119
А.
Так переворачивая здравый смысл с ног на голову, некоторые христианские богословы не смогли понять тонко прочувствованных представлений античности о единстве природы абсолютной и природы относительной. Подвергнув «рассечению» единую природу, Европа [120] придет, в конце концов, к логическому итогу теории «двух природ». Только теперь уже с обратной стороны. Но на этот раз это будет другая нелепая крайность – атеизм. «Тварь», восставшая против «творца» и заявившая о низвержении «небесной тирании».
120
К сожалению, Европа не воспользовалась благоприятным шансом, который был дан ей в эпоху Возрождения (новая натурфилософия). Нидерландский философ Барух (Бенедикт) Спиноза (1632—1677), развивая идеи натурфилософского пантеизма и неоплатонизма (опосредованно через труды еврейских мистиков из Испании), считал Бога субстанцией, природой сущего. Таким образом, преодолевалась пропасть между природой порождающей (natura naturans) и миром конечных вещей (natura naturata). Онтологический дуализм творца и твари опровергался онтологическим монизмом субстанционального мира. Существует ошибочное толкование, что Спиноза явился как бы предтечей атеизма. Однако это в корне неверно. Атеизм, если приглядеться к нему внимательнее, – самое настоящее дуалистическое учение, только роль материи и роль сознания здесь переставлены местами. Материя оказалась причиной появления сознания. Единая субстанция оказалась вновь «рассеченной».
Однако не все культуры пошли по пути размежевания духовного и физического. К примеру, в даосской рефлексии архаической шаманской мудрости двойственный характер Единого Первоначала был отражен в учении о «двух Дао»: одно («безымянное», умин) рождает Небо и Землю, т. е. порождает космос, другое («именуемое», юмин) создает, взращивает конкретные вещи. Последнее и есть Дэ – Благая Сила, Благодать Великого Пути (Дао).
Таким образом, даосское учение ясно продемонстрировало, что проблема не в том, что мы имеем дело с разными природами, а в том, что одну и ту же природу можно воспринимать и рассматривать разными способами и с разных точек зрения (различными способами видения).
Для общинных религий также характерны:
– тотемизм (вера в мифического предка-покровителя общины),
– политеизм (многобожие),
– магия.
В целом можно сказать, что архаическое сознание было жизнеутверждающим, не спасающим от мира, а учащим ориентироваться в нем и восхищаться его красотой, учиться у него с помощью разнообразных экстатических практик. Мастерами техник экстаза были арийские риши, жрецы Шумера и Египта, друиды и шаманы. Они были хранителями мудрости, полноправными обитателями двух миров – сакрального и профанного, а также посредниками между миром людей и потусторонним миром, Верхним и Нижним. Бубен шамана и «небесная ладья Инанны» движутся одновременно в двух мирах – в земном и небесном. Мифы хранят память о Золотом Веке, времени, когда все было единым, «голографичным», не разделенным непреодолимыми границами. Это время не осталось где-то там – на расстоянии неисчислимых времен – и не ожидает нас в далеком будущем (ведь далеко и давно – это разные вещи, и если давно, это не значит – далеко). Это реальность, которую перестали воспринимать обитатели плоского профанного мира, но в которую шаманы и йогины проникают по велению богов и собственному желанию.
Буддизм, индуизм, даосизм, раннее христианство и многие другие религии в исторической ретроспективе – ветви могучего древа архаики (недаром «древность» и «древо» – однокоренные слова). Не понимая первостепенной важности «первобытной культуры», многие современники вешают на древние культуры ярлык «язычество». Увы, но это в самом прямом смысле – проявление неуважительного отношения к своим родителям, тому, что вскормило нас. Пусть эти родители порой выглядят нелепо и даже смешно (и пусть они совершали ошибки, во всяком случае с нашей точки зрения), но именно они оберегали нас, пока мы были детьми. К чести большинства религий Востока, архаика ими не отрицалась, а органически включалась в новое, осевое миросозерцание. Древние боги не изгонялись, а обращались в новую веру. Древние представления очищались от «кровожадности», наполняясь духом любви и сострадания к живым существам.
Вообще, очень сложно провести четкую грань между архаическим, осевым и постосевым временем. Существуют различные схемы эволюции сознания («детство–
Так, в доосевые времена в Древнем Китае человек еще не знал принципа Дао. В эпоху Чжоу высшим началом считался дух Ди, или Шанди, владыки всех природных явлений (дождя, солнца) и зависящих от них урожаев. В конце III века до н. э. его сменяет Хуан-ди – «Желтый император», легендарный предок китайского народа, правитель Поднебесной. Однако с приходом Лао-цзы (осевое время) высшим началом воспринимается уже не божественная личность, а безымянное «нечто», невыразимое в словах и знаках и лишь условно обозначаемое понятием Дао. Таким образом, внешний ритуал замещается ритуалом внутренним, внутренним деланием. Устанавливаются непосредственные отношения со священным предвечным основанием и истоком бытия. Человек сам без посредников в виде шаманов и жрецов оказывается в преддверии мира, где все «кажущееся» (сравни с «миром сновидений» австралийских аборигенов). «Кажущееся» – это мотив иррационального, ирреального, который, безусловно, связан с экстатическими шаманскими состояниями.
Подобная тенденция прослеживается в разных культурах, от древнеегипетской до древнеиндийской (эволюция «риши»–«брахманы»–«араньяки»–«упанишады»).
Вероятно, существовала следующая последовательность трансформации представлений людей о первооснове бытия. Первоначально человек получал непосредственный опыт общения с растениями богов (индоарийская Сома-Хаома, мезоамериканский Пейот и Теонанакатль, протодаосские и даосские курительницы-реторты [121] и т. д.). В дальнейшем его отношение с открывшимся священным измерением получало выражение во внешнем действии (ритуальных актах). Затем наступал черед соизмерения внешних средств достижения экстатических состояний (психоактивных веществ) и внутренних возможностей (психопрактики, медитации и йогическое подвижничество). И наконец, завершающей стадией была вербальная рефлексия (осмысление полученного опыта). После чего «рефлексии» древних мудрецов консервировались, превращались в непререкаемый канон, и уже на основе этих авторитетных изъяснений возникали многочисленные интерпретаторские традиции (богословские и религиозно-философские школы).
121
Е. А. Торчинов приводит следующие сведения. Согласно информации крупнейшего современного авторитета в области изучения даосизма (и одновременно даосского священнослужителя высокого ранга) К. М. Скиппера, этот тип созерцания предполагал вдыхание галлюциногенных паров от свинца (и других веществ), поднимавшихся из треножников в келье созерцателя. К. М. Скиппер предположил, что здесь выявляется сущность алхимии как средства медикаментозной трансформации сознания. К сожалению, мы не знаем, вызывали ли алхимические составы просто наркотический делириум (что не представляет интереса для религиеведения и трансперсональной психологии) или же обладали психоделическим воздействием (наподобие мексиканского мескалина).
К. М. Скиппер упоминает также о ханьских курильницах «бошань-лу», являющих собой изображения гор, населенных божественными животными и святыми-бессмертными, с отверстиями и пещерами, откуда и поднимаются курения. В них сжигали ароматические травы, но имеются упоминания и о галлюциногенных веществах. В современном даосском богослужении совершенно уникальную роль также играет курильница, самый важный объект в храме. К. М. Скиппер высказывает в связи с этим предположение, что современный даосский священнослужитель, возжигающий курения и призывающий нефритовых дев и золотых отроков сопровождать его во время священного танца, следует традиции, коренящейся в видениях адепта древности, погруженного в наркотическое забытье, вызванное вдыханием курений священной курильницы-реторты. Кроме того, известно, что в традиции Небесных наставников, процветавшей в III в. в Северном Китае, употреблялся особый галлюциногенный (психоделический?) состав из пяти минералов, ставший после распространения этой школы к югу от Янцзы любимым источником поэтических образов и поэтического вдохновения у аристократов-эстетов эпохи Шести династий (а до этого – у поэтов-«нонконформистов» династии Вэй на севере).
Выражением архаической духовности с незапамятных времен, безусловно, был шаманизм. Распространенный практически повсеместно, шаманизм играл ведущую роль в формировании древней культуры. Но шаманизм – это не только экстатическое общение с духами Верхних и Нижних миров. Шаманизм – это, прежде всего, ЛЮБОВЬ и УВАЖЕНИЕ к ПРИРОДЕ и ее СВЯЩЕННЫМ ДАРАМ. Лишь любовь и почтительное отношение к природе (горам, лесам, морям, озерам, рекам, источникам и их зримым и незримым обитателям) может стать отправной точкой для открытия мистической тропы к тайнам и волшебству целостного бытия.
Понимая и храня тот драгоценный дар, который дала нам Природа, мы учимся жить в целостном мире. Шаманизм – это путь знания природы и обретения силы. Само слово «шаман», взятое из тунгусо-маньчжурских языков, связано с глаголом са – «знать». Путешествуя в Места Силы и встречаясь с людьми Знания, соприкасаясь, впитывая древнюю Мудрость, мы получаем шанс выбраться из того отчаянного положения, в котором оказался современный человек города.