Ладья света
Шрифт:
Мефодий торопливо сжал пальцы:
— Ничего! Пошли!
На набережной он вскочил на каменный парапет Москвы-реки и, повиснув на руках, спрыгнул в прикованную цепью лодку. Лодка была весельная, на дне плескалась вода. Похоже, она использовалась техническими службами для покраски знаков речной навигации, потому что следы краски покрывали ее повсюду, точно оспа.
Вслед за Мефом в ту же лодку обрушился Багров. Сделал он это довольно неуклюже, лодка закачалась, и они оба едва не оказались в воде.
Мефодий справился с замком
— Как мне найти Джафа? — спросил Мефодий, возвращаясь к прерванному разговору.
Лицо Багрова вскипело досадой. Джаф был последним, о ком ему хотелось вспоминать. Особенно теперь, когда ему сохранил жизнь тот, кто сам, оказывается, побаивался Джафа. Что же такое этот страж с лицом молодого льва, что его опасаются даже тартарианцы?
— Так ты поможешь мне найти Джафа? — повторил Меф.
Багров свесил с лодки руку. Ладонью зачерпнул воду. Речная вода пахла водорослями и нефтью. Мефодий ждал. Когда мужчина, подобный Багрову, дает задний ход, он не делает это сразу. Ему важно сохранить хорошую мину при плохой игре, показать, как сильно он презирает свет и мрак, а вместе с ними и своего собеседника. Детский сад, ясельная группа, как сказала бы Дафна.
— Тебе не понравится этот способ, — сказал Матвей после долгой паузы.
Воду, что ли, с костями пить? — подозрительно спросил Мефодий.
Багров быстро взглянул на него:
— Не совсем. Переночуй… э-э… на могиле человека, у которого имя, фамилия и отчество начинаются с одной буквы, потом постучи по чему-нибудь деревянному и трижды произнеси его имя.
— Чье имя? Человека в могиле?
— Ну и фантазии у тебя! Нет, Джафа.
— Глупый какой-то способ.
— Есть немного, — согласился Багров. — Но ничего не могу поделать! Так ты что, хочешь вызвать Джафа?
— Да нет, — невинно сказал Мефодий. — С чего ты решил? Хочу попросить его поставить мне лайк в социальной сети!
Матвея внезапно охватила исключительная досада на Буслаева. На самом деле, если разобраться, это была досада на самого себя, потому что, рассказав Мефу, как найти Джафа, он испытал облегчение. Надежду, что, может, и не будет никакого боя.
— Нет! — сказал Багров с пафосом. — Я буду биться и с Джафом, и с тобой! А с тобой прямо сейчас! Греби к берегу, трус! И не думай отвертеться!
Вытянув руку, он приставил палаш к горлу Мефа, заставляя его вздернуть подбородок. Тот скосил на клинок глаза и миролюбиво спросил:
— Опять завоз?
— Ты что, оглох? Здесь и сейчас! Работай веслами!
— Как скажет белый господин! — послушно отозвался Буслаев.
Он взялся за весла, оглянулся и стал с
— Ты что, больной? Что ты творишь?! — завопил он.
Догнав ресторан, Мефодий бросил весла и повис на блестящих поручнях палубы, заставив отшатнуться двух барышень. Лодка качалась.
— Счастливо! Не скучай! — крикнул Меф.
— Обезьяна! И шутки обезьяньи! — Матвей кашлял и размахивал палашом, прыгая в клубах дизельного дыма. Следующий из плавучих ресторанов сердито ревел корабельной сиреной. Хлипкая лодочка была у него по курсу.
Опомнившись, Багров бросился было пересаживаться на весла, но с досадой махнул рукой и телепортировался.
Гламурные барышни с напряженными от думательных усилий лобиками пугливо смотрели, как пустая лодка, попав под близкую волну, зачерпнула воду и перевернулась. Потом с таким же ужасом уставились на Мефа.
— Это не ограбление? Сумочку не отдавать? — робко спросила та барышня, что была повыше и потоньше. Буслаев подумал, что каждая женщина втайне мечтает встретиться с пиратом.
— Пока не стоит. О сумочке будет сообщено дополнительно.
К нему уже бежали. Сунув спату под мышку, он протиснулся в тесную дверку теплоходного туалета. Когда полчаса спустя, после долгого стука, для отваги прихватив с собой охранявшего пристань полицейского, метрдотель отомкнул дверь своим ключом, в кабинке никого не было. Лишь на бачке чернела надпись маркером:
— Rideamus! [2]
Мефодий еще не забыл латынь.
Из плавучего ресторана Мефодий перенесся прямиком на старое московское кладбище. Долго бродил между могилами, отыскивая плиту, на которой имя, отчество и фамилия начинались бы с одной буквы. Наконец подходящая плита нашлась — в кустарнике. Правда, буквы почти стерлись:
«Борис Брониславович Б…»
Меф мысленно попросил у лежащих под ним костей прощения и осторожно прилег.
2
Будем смеяться! (Лат.)
Было холодно. Он спрятал руки в рукава свитера. Заснуть не удавалось. Мефодий лежал и смотрел в темнеющее небо. Первой вспыхнула, как всегда, Венера. Она висела в небе огромная, как сигнальная ракета. Мефодий думал о Дафне, об Арее, о матери с отцом. Мысли были скользящие, транзитные — такие же, как проносящиеся по небу сизые обрывистые тучи.
В кармане у Мефа дважды вздрогнул, точно постучал, телефон. Уверенный, что это Дафна или, скорее всего, мать, обожавшая трижды в день без вопросительного знака спрашивать «Как дела, мой любимый сын». Мефодий посмотрел на экран.