Лагери смерти в СССР
Шрифт:
Любопытно происходит это «медицинское освидетельствование».
— Иванов! — вызывает заключенного писарь, устроившийся по инвалидности на канцелярскую работу.
— Иван Макарович! — выкрикивает в ответ свое имя и отчество Иванов, наученный этому приему еще в тюрьмах, через которые он шел этапом.
— На что жалуешься, Иванов? — спрашивает врач.
— Да я, гражданин начальник, (для него и доктор стал начальником), — слабый я очень…
— Сними рубашку.
— Иванов еще не успел снять рубашку и наполовину, а доктор уже говорит; «пишите четвертую категорию».
— Следующий, Иванченко!
— Товарищ командир взвода, прикажите заключенным раздеваться в коридоре, дает распоряжение какой-нибудь лекпом. А в коридоре, если это зимою, градусов 20 ниже нуля.
— Иванченко, на что жалуешься?
— Слабый я, гражданин доктор…За неделю, как выехал из Ростова, совсем отощал: полфунта хлеба…
— Довольно ныть, — перебивает командир взвода, присутствующий при освидетельствовании — отвечай, что болит у тебя?
— Пишите четвертую, торопится доктор.
— Петров!
— Николай Ефимович!
— На что жалуешься?
— У меня туберкулез, гражданин доктор.
Справку об этом от доктора у меня отобрали в Бутырке…
— Четвертую! говорит писарю доктор.
— Шматченко!
— Никита Миколаевич!
— На что жалуешься?
— Посмотрите, гражданин доктор, у меня грыжа начинается.
— Четвертую, приказывает доктор, бросив беглый взгляд на грыжу, а сам нервно кусает себе губы.
— Гражданин доктор! да я же ей — Богу, не могу работать в лесу, умоляюще говорит Шматченко, уже узнав, что четвертая категория работает на самых тяжелых работах,
— Ничего не могу Поделать, Шматченко… Я рад бы дать 3-ю категорию… говорит доктор, — но не могу. А сам уж нервно подергивается.
Я не назову фамилии этого врача, ибо не хочу ставить его под «огненные», как говорит Курилко, буквы: О… Г… П… У… И не один этот врач говорит: «Что же я могу поделать! Я и рад был бы, но…
За небольшим исключением, все так говорят-инженеры, техники, агрономы, даже СЛОНовские десятники, бьющие морды другим лишь потому, что они не хотят быть сами битыми.
Но почему же, все таки, туберкулезному и заключенному с грыжей дается четвертая категория, обязывающая их работать на тяжелых лесных работах? — спросит читатель. Да по той простой причине, что они присланы на принудительные работы. От них ОГПУ ждет экспортного леса. А сами они лично ОГПУ не нужны! они „антисоветский элемент“.
Бывает и еще лучше: начальник санитарного отдела, Яхонтов, получая от врача список „освидетельствованных“, просматривает его, и если четвертой категории меньше 85 проц., он переправляет третью категорию на четвертую. Заключенных с 3-ей категорией трудоспособности в СЛОНе не полагается больше 12 процентов. С ней занимаются менее тяжелыми работами — лесосплавом, погрузкой, на кирпичных заводах и т. д. Второй категории „полагается“ лишь 3 процента. Это явные инвалиды. Они исполняют обязанности поваров, дневальных, сторожей, курьеров и т. д.
Интересная личность этот Яхонтов, начальник „санитарного“ отдела СЛОНа. До 1927 года он жил в Смоленске и занимался там врачебной практикой, не имея соответствующего диплома. Начальником СЛОНовскаго санитарного отдела в это время была разведенная жена особоуполпомоченного при коллегии ОГПУ Фельдмана. Она собиралась покинуть свою службу в СЛОНе и вопрос — кого „подходящаго“ назначить на
Возвратимся к заключенным. Выходя от врача, они опять строятся в четверки и, с руками по швам, ожидают, пока освидетельствуют последнего. Когда он вышел и стал в строй снова раздаются команды по построению, поверке и „освидетельствованных“ ведут обратно в барак.
Обыск.Пока заключенные пулей влетают на нары и под нары, начальник внутренней охраны позвонил командиру учебного взвода: „прибывшая партия готова“. В учебном взводе отработавшиеся в ОГПУ (т. е. уже негодные для работы) и поступившие в Военизированную Охрану СЛОНа чекисты — надзиратели проходят „специальную подготовку“. Старые чекисты, они свое дело знают хорошо, но „работа“ в СЛОНе — „специфическая работа“, — говорит СЛОНовское начальство, а потому их проводят через переподготовку в учебном взводе. Там чекисты — надзиратели учатся организовывать и ставить на должную высоту внутреннюю и внешнюю охрану заключенных, принимать вновь прибывающие партии заключенных, их конвоировать, производить обыски… Последнему искусству надзиратели учатся над прибывающими в СЛОН заключенными. Обыск — самое любимое занятие чекиста.
Попадающий в лапы ОГПУ советский „гражданин“ обыскивается десятки раз прежде, чем попадает в СЛОН: когда его арестовали дома — произвели обыск; привели к коменданту — обыскали; перед посадкой в камеру опять обыскали он ждет от Коллегии ОГПУ своей порции срока чекисты, все время тренируясь, несколько раз делают летучие обыски; перевели его, для отправки в СЛОН, в тюрьму-там тоже обыскали перед отправкой в СЛОН — опять; в пересыльных тюрьмах его тоже обыскивают; на Поповом острове над ним учатся делу обыска чекисты — надзиратели из учебного взвода; когда он, наконец, прибудет на командировку, его там прежде всего опять обыщут.
Надо самому быть на Поповом острове чтобы иметь представление об обыске, производимом чекистами — надзирателями из учебного взвода. Часа три-четыре обыскиваются заключенные, а каждый в отдельности минут 30–40, Чекисты рассматривают каждую тряпку, каждую бумажку. „Сними штаны“, „сними сапоги“ „открой рот“, „подними руки“, „покажи уши“, то и дело слышится команда чекистов — надзирателей. Приходилось наблюдать: выдерет чекист у заключенного откуда-нибудь клочек исписанной бумажки и „читает“, — а сам ни аза, ни буки не знает и часто бумажонку держит низом вверх.