Лагерный пахан
Шрифт:
– Рад знакомству, – обращаясь ко всем, сказал Трофим. – Пацаны, я смотрю, вы правильные… Да, тут сейчас жарко может быть. У кого очко играет, те могут отваливать, держать никого не буду…
Очко играло у всех. Но никто не осмелился в том признаться. И когда из-за мясного павильона вывалилась толпа затянутых в кожу качков, наперсточники оставались на месте. Правда, двое или даже трое из них подались назад в предательском желании сделать ноги, но что-то удержало их на месте.
Качков было немало – восемь голов. Во
– Кто тут Тетерева пописал? – грозно рыкнул он.
Но взгляд свой остановил не на Трофиме, а на Лешке. И вовсе не потому, что Мигунок выглядел более круто. Как раз наоборот, интуитивно Медяк искал жертву послабей.
– Ну я!
Трофим выдвинулся ему навстречу, хотя и без того опережал Мигунка на полшага.
– Головка от буя! – рявкнул Медяк.
Щелчок, с каким выскочило из рукоятки лезвие ножа, на миг отрезвил Медяка. Но сгрудившиеся вокруг него качки успокоили его своим присутствием.
– Ты, фраер, ты чо сразу за нож хватаешься?
– Я не фраер. Я за вора… А за головку ты ответишь, – без всякой истерии пригрозил Трофим.
Он понимал, что Медяка ножом не достать. У качков кастеты и цепи, только влезь к ним в круг, вмиг разорвут. Но ведь не обязательно лезть на рожон прямо сейчас. Можно выждать время, а потом ударить – пусть в спину, пусть исподтишка, все равно, лишь бы спрос был.
– За вора? В законе, что ли? – слегка растерялся Медяк.
– Почти. Положенец я.
– Положенец? Так я тоже вроде бы положенец… – ухмыльнулся отморозок. – Вчера такую телку положил…
– Я маляву на тюрьму брошу, – стараясь сохранять самообладание, сказал Трофим. – Пусть братва знает, какой ты есть. На кич попадешь, там тебя самого положат, как твою телку… Если доживешь…
Он сверлил Медяка тяжелым и прямым как железобетонный столб взглядом. Он умел растирать взглядом людей. Отморозку явно было не по себе, а хорохорился он только для того, чтобы сохранить присутствие духа.
– Мне до тюрьмы дожить надо, – через силу ухмыльнулся Медяк. – А тебе до малявы… Но ведь ты здесь навсегда остаться можешь…
– Тогда тебя убьют, – как о чем-то вечном и неотвратимом сказал Трофим. – И тебя, и всех, кто в твоей кодле. Всех!
– Боялись мы тебя!
Трофим лишь усмехнулся, глядя на Медяка. Пацан уже должен был бросить на него свою свору, но он мнется, колеблется. Страшно потому что. Понимает, что не на того нарвался. Да и своими глазами видел, как обливался кровью его дружок – и всего-то за одно неосторожно сказанное слово.
Отморозок ждал, что скажет Трофим в ответ на брошенную глупость. Но тот молчал.
– Ты чо, оглох? – вызверился на него Медяк.
Но Трофим лишь презрительно хмыкнул в ответ. И глянул на пацанов за своей спиной. Те так же пренебрежительно усмехались, глядя на Медяка и его свору. Качки уже не казались им такими грозными противниками, каковыми их малевал страх. Из-за своей нерешительности Медяк очень много потерял не только в их глазах, на него косились и стоящие за ним качки. Они осуждали своего главаря, но, похоже, сами не очень-то рвались в бой. И на Трофима посматривали с плохо скрытой опаской, если не с боязнью…
И все же Трофим понимал, что сила за Медяком. Возможно, у него под курткой волына. Да и цепи с кастетами – оружие серьезное. К тому же перевес в численности… В общем, дело дрянь, если Медяк все же решится перейти от слов к делу. А Трофиму не защищаться надо, он должен побеждать…
– Ты откуда такой взялся? – надменно усмехнулся Трофим.
Он говорил негромко, но его голос слышали все.
– Я взялся?! – сиреной взвизгнул Медяк. – Это ты взялся!.. Меня сам Делапут сюда поставил!
– Я Делапута не знаю. И сказать про него ничего не могу. Зато я знаю, кто ты такой. Фуфло ты! – в намеренно оскорбительном тоне выпалил Трофим. – И я готов ответить за свои слова. А ты готов спросить меня за мой базар, а?..
И не давая Медяку опомниться, он продолжал:
– Давай раз на раз! Ты и я! Кто кого возьмет, за тем и правда!.. Если моя возьмет, то ты со своей кодлой навсегда исчезнешь с рынка. Если возьмет твоя, то с меня десять зеленых кусков – на больничку для твоего Тетерева…
– Двадцать! – поднял цену Медяк.
– Ты не понимаешь, – покачал головой Трофим. – Дело не в деньгах. Дело в том, что я признаю правоту за Тетеревом. Он плохое слово сказал про меня. И если я отстегну за Тетерева, то возьму это слово на себя. А для меня это большой позор, большой косяк… Ты понимаешь, о чем я говорю! Или ты фраер беспонтовый!
Что-что, а держать базар он умел. Потому и поставили его на зону, что мог улаживать проблемы, разруливать рамсы. Он знал, что и когда сказать там, за колючкой. Потому и сейчас был близок к тому, чтобы повернуть вспять хлынувшую на него реку.
– Хорошо, если возьмет моя, то ты сам накатаешь заяву в ментовку! – поставил неожиданное условие Медяк. – Так, мол, и так, пырнул пацана по беспределу!..
– Ты хоть раз в ментовке был? – презрительно скривился Трофим. – Тут не заяву, тут признанку катают…
– Да без разницы! Тетерева на себя возьмешь!
– А если не возьму, сам заяву на меня катнешь?
– За кого ты меня держишь? Я с ментами дел не имею! – гордо расправил плечи Медяк.
– Тогда с тобой не западло раз на раз, – себе на уме усмехнулся Трофим. – Ну что, начнем?