Лагерный пахан
Шрифт:
Трофим не остался в стороне, тоже забрался на чердак – во-первых, чтобы рулить процессом, во-вторых, чтобы хоть как-то согреться.
Склад состоял из нескольких боксов с дощатым перекрытием. Чтобы заглянуть в первый бокс, отодрали пару досок. Осветили помещение фонарем. Какие-то фанерные ящики. Лешка спустился вниз, тихонько осмотрел все – какой-то хлам.
Во втором боксе стоял старый «сто тридцать седьмой» «ЗиЛ» без колес. Оружием здесь и не пахло. Примерно та же картинка в третьем боксе. Зато четвертый чуть ли не под завязку был забит старыми матрацами и
– Хоть согреемся чуток. И дух переведем…
Здесь тоже было холодно, зато можно было закутаться в одеяла, которые удержат собственное тепло. И на горе матрацев поваляться. А уйти они всегда успеют…
Трофим закутался сразу в четыре одеяла. Рядом в темноте стучал зубами Овчар. Лешка крепился – ни во что не кутался, просто сидел, подобрав под себя ноги. Облажался пацан, но Трофим на него не злился. Всякое в жизни бывает. А стволы они достанут. Завтра же он отправится в Москву, найдет человека, который поможет ему…
Они уже собирались уходить, когда неожиданно открылась калитка в воротах бокса. Братва затихла, затаилась.
В складской бокс, покачиваясь, ввалилось какое-то чудо в большом не по размеру тулупе с поднятым воротом и валенках. Он был так похож на пьяного Деда Мороза, что Трофим не сразу признал в нем часового.
Парень скинул с плеча автомат, привычно бухнулся на груду лежащих у самой двери матрацев. Видно, не первый раз пользуется этой нычкой.
Трофим многозначительно глянул на Лешку. Тот понимающе кивнул. Он и без того знал, что делать. Дождался, когда часового сморит сон, напрыгнул на него и вырубил ударом по голове.
Только незадачливого вояку связали, как снова открылась калитка, и в бокс, на этот раз с шумом, ворвалась целая делегация – начкар, разводящий и караульный. Трофим дождался, когда они все втянутся в помещение, и только затем крикнул:
– Руки за голову! Спиной ко мне! Стволы на землю! И затихли, козлы!
Овчар целился в офицера из автомата, Трофим держал на прицеле сержанта, Лешка метил в рядового. Они готовы были убивать, их настроение передалось воякам, поэтому брыкаться они не стали. Показали спины, побросали оружие, позволили себя связать…
Безлюдное, скрытое лесом место вблизи замерзшего озера не располагало к мирному решению проблемы. И Трофим был настроен агрессивно, и Делапут своей злобной ухмылкой давал понять, что готов зарыть его в землю прямо сейчас.
Делапут не обладал могучей статью – среднего роста, средней внешности. Но серым его трудно было назвать. Наглый и самоуверенный. Жесткий и напористый взгляд привыкшего к власти человека. Заслуженный мастер по дзюдо, чемпион – уже одно это наводило на мысль о его недюжинных личностных качествах. А десяток нахальных и широкоформатных лиц за его спиной мог бы нагнать смертную тоску на слабохарактерного противника. Десять вражеских бойцов, десять помповых ружей.
Но Трофим ничего не боялся. И его зоновская закалка позволяла ему прочно держать себя в узде под плотным взглядом своего недруга. И его спина была прикрыта неслабо:
– Ты, что ли, за вора себя выдаешь? – презрительно скривился Делапут.
Трофим промолчал. Любое неосторожное или просто лишнее слово могло лишить его инициативы и в какой-то степени поставить в зависимость от врага.
– Вором прикидываешься, а понятий не знаешь, – ухмыльнулся Делапут.
Но Трофим продолжал молчать. В глубине вражьих глаз он заметил не совсем удачно спрятанный страх. Делапут хорохорился, но не только для того, чтобы нагнать понтов и сбить противника с толку. Он пытался прибавить в решительности.
– Кто ты такой, чтобы на разбор меня вызывать? – продолжал колотиться Делапут. – Я тебя не знаю. Люди тебя не знают… По понятиям, ты должен был человека со стороны позвать. Уважаемого вора. Он бы развел рамсы. А ты по беспределу толпу собрал, разборы гнилые клеишь… Ну, чего ты молчишь?
– Не молчу, – свысока усмехнулся Трофим. – Смотрю на тебя и удивляюсь. Какие понятия, о чем ты? Твои отморозки бабу мою опустили. Вот это беспредел, вот за это ты и ответишь.
– Какую бабу, ты о чем? – ухмыльнулся Делапут.
В глазах по три восклицательных знака. Типа, ничего ты, Трофим, не докажешь!.. Как будто он собирался что-то доказывать. Он же не опер, чтобы такую бодягу разводить…
– Я знаю, – коротко сказал Трофим.
– Да мне плевать, что ты там знаешь!..
Делапут косо глянул на Лешку, стоявшего чуть позади Трофима. Вряд ли его напугали его бешеные глаза, но автомат, взятый на изготовку, явно действовал на нервы. Не будь этого, он бы уже давно дал отмашку, и его бойцы разнесли бы Трофима в пух и прах из своих помповиков.
– Плевать мне на твою бабу! Плевать мне на тебя! – гнал волну Делапут.
А ничего другого ему не оставалось. Ведь он хотел уехать отсюда живым. Его ждет финская сауна, холодное чешское пивко, горячие русские девки в бассейне. А о двух метрах под землей и думать не хочется. Поэтому он сейчас пустит пыль в глаза, чтоб затем с дутым достоинством убраться с толковища.
Трофим молчал и в упор, с холодной усмешкой смотрел на своего противника. «Знаю, что ты фуфел. Знаю, что ничего не стоишь…» То ли Делапут понял смысл его взгляда, то ли просто изводился от его молчания, как бы то ни было – заводился все больше.
– Это мой город! Это мой рынок! И не хрена тебе здесь делать!..
Он гнал пургу, теряя над собой контроль. А Трофим терпеливо ждал, когда он перейдет запретную черту. Рано или поздно это должно произойти.
– Ты меня понял, козел? – взвыл Делапут.
Все-таки он сорвался. И это произошло рано…
Трофим мог спросить его за Зойку, но у него действительно не было никаких доказательств. Да и за бабу как бы не принято подписываться… Но раз уж Зойка стала поводом для разборок, Трофим спросил бы за нее, не соверши Делапут более серьезную ошибку. Он сглупил и обозвал Трофима словом, за которое уважающие себя люди убивают не задумываясь.