Лагерный пахан
Шрифт:
Он скинул куртку, бросил ее Лешке, тряхнул плечами. Рукоять ножа с утопленным в нее лезвием осталась в руке. Но Медяку это не понравилось.
– Если у тебя пика, то я цепь оставлю…
– Пусть, – согласился Трофим.
Медяк тоже снял куртку. Пистолета под ней вроде бы не было. Но он мог прятаться под свитером. Но Трофим не потребовал от него избавиться от пистолета. Чтобы тот в ответ не потребовал избавиться от других примочек, окромя ножа…
Цепь у Медяка была без малого метр длиной. И он сразу же продемонстрировал свое искусство владения ею. Словно
Пока он восстанавливал равновесие, Медяк рванулся вперед и ударил Трофима ногой. Удар убойный – как будто приклад автомата со всей силы в живот врезался. Трофим согнулся пополам, но каким-то чудом сумел отпрянуть назад еще до того, как Медяк смог бы добить его ударом по шейным позвонкам. Он смог отступить, но при этом лишился ножа.
Трофим оправился от удара, встал в стойку, но Медяк уже не видел в нем достойного противника. Помахивая цепью, куражливо ухмыльнулся. Рисуется, гад…
Да, он был уверен в своих силах. Потому так легко принял все условия, которые выдвигал Трофим. И цепью хорошо работал, и ногами бил отменно. Видно, что закаленный боец… Но зря он хорохорится. Он еще не знает тюремных премудростей, как только познакомится с одной из них, сразу же стухнет. Трофим в том и не сомневался. Потому и его самоуверенность била через край.
– Ну так чо, как тебя Тетерев назвал? – глумливо спросил Медяк. – Скажи, пока я тебя в грязь не размазал!
Трофим сложил губы трубочкой, но вместо слова из них вылетела половинка бритвенного лезвия. Так вылетает отравленная стрелка из духовой трубки… Этот прием Трофим осваивал года два, и еще столько же учился точно попадать в цель. А уж половинку «мойки» он держал за щекой почти всегда, разве что на ночь выкладывал на полку – как беззубый вставную челюсть.
Лезвие воткнулось Медяку точно в правый глаз.
– Ой-е! – осатанело взвыл он, пытаясь избавиться от «мойки».
Трофим воспользовался его замешательством и, широко размахнувшись, ударил его раскрытой ладонью в ухо. Затем костяшками пальцев – в область печени. После – по почкам… Он знал, как надо бить. И Медяк не смог выстоять – сначала рухнул на колени, затем стек всем туловищем на землю. Трофим продолжал обрабатывать его ногами. Бил до тех пор, пока тот не затих…
И все это время качки, не рыпаясь, наблюдали за тем, как он молотит их главаря. Трофим остановился, перевел дух и презрительно глянул на них:
– Ну и кто на вора?
Толпа подавленно молчала.
– Забрали этого шакала и свалили! А еще раз кого здесь увижу, попишу!
Качки молча подобрали с земли бездвижного и окровавленного бригадира, вместе с ним скрылись за мясным павильоном.
– Трофим, ну ты в натуре!..
Мигунку явно не хватало слов, чтобы выразить свои чувства. И пацаны из его обоймы смотрели на Трофима завороженно, как будто сам воровской бог стоял перед ними.
– Линять надо, – сказал он. – Сейчас менты набегут…
Теперь он мог уходить с рынка со спокойной душой. Он и с Тетерева спросил, и с Медяка.
– Трофим! У тебя рукав!
Подбежавшая к нему Зойка попыталась было утащить его в ларек, чтобы пришить наполовину оторванный рукав спортивной куртки, но Трофим отказался.
– Если кто наедет, на меня ссылайся, – с важным видом, но с нарочито беспечной интонацией сказал он. – Скажи, что Трофим на правилку за беспредел поставит… И матушке скажи, что скоро буду!
Он понимал, что не стоит ему пока возвращаться домой. Хоть и презирал он Делапута с его кодлой, но не стоило недооценивать его. Один ответный удар не удался, зато неизвестно, чем может обернуться второй. Может, Делапут снайпера на него натравит. На зоне Трофиму приходилось общаться с братвой из «новых», он знал, каким макаром братва ставит друг друга на понятия…
Куда податься – вопрос не стоял. Он знал немало людей, у кого можно было перекантоваться. И здесь, в Чернопольске, были малины, и в Москве можно было выйти на зависимых от него прежде людей, которые безо всякого помогли бы ему с кровом. Но, как оказалось, ему не надо было далеко ходить.
– У нас хата клевая, – сказал Лешка. – Всем гуртом там живем. Так, иногда у предаков ночую, а в основном все там…
Трофим думал, что братва снимает дом, но оказалось, что живут они на хате у Ванюхи. Это была небольшая приземистая изба из потемневших от времени бревен. Зато внутри тепло. Печка старая, но не дымит, тяга отменная. Горница, две комнатенки, в каждой по две железные кровати.
Мигунок провел Трофима в крохотную, но самую чистую комнатушку. Свежебеленая печная стена, половичок на крашеном полу, небольшое окошко с занавесочкой – несколько дохлых мух между рамами, но стекла все целые и с улицы вроде бы не дует.
– Леньчик! – крикнул Лешка. – Шконарь свой забирай! Ко мне в комнату тащи!.. Овчар, а ты скатку свою забирай!..
Сумаря он заставил идти к какой-то соседке за чистым бельем… Он явно был старшим в своей команде, но ничуть не возражал против того, чтобы передать руль Трофиму.
– Тут у нас вдова одна рядом живет. Маринка зовут. Молодая для вдовы, тридцатник только справила. Веселая баба, гарная. Врать не буду, сама не дает, зато подружки у нее еще те оторвы. Сами замужем, но к нам таскаются… Как-то мужик один к нам заскочил, а Овчар жену его пашет. Вот хохма была!.. Овчар мужику навалять хотел, да я не разрешил. Это ж участковый нагрянет, разборы начнутся, кому это надо?
– Никому, – одобрительно кивнул Трофим. – Хорошая хата, не стоит ее палить…
Ему нравилось, как рассуждает Лешка. И сам пацан нравился. Одно напрягало – не окажется ли он таким подлым, каким был его брат. Пока Трофим нужен ему, он стелется перед ним, а что будет, когда надобность в нем отпадет?..