Лампа разыскивает Алладина

Донцова Дарья

– Адрес Аллы не подскажете?

– Вон дом стоит, видишь?

– Кирпичный, семиэтажный?

– Верно. Первый подъезд, пятый этаж, квартира слева будет. Номера не помню. Один раз к ней ходила, – пояснила тетка, – сплошное удивление!

Я хотела было поинтересоваться, что необычного нашла моя собеседница у Аллы, но тут Ахмед повернулся и недовольно заявил:

– Галя, хватит болтать, мясо тащи!

Моя собеседница мигом развернулась и ушла, а я побежала к семиэтажному дому.

Перед нужной дверью лежал красивый коврик, сама створка была дорогой,

дубовой, покрытой слоем лака. Меньше всего она походила на дверь в бомжатник. Меня начали терзать сомнения. Может, Галя ошиблась? Неправильно назвала подъезд, этаж и вообще дом? Но пока голова мучилась, рука нажала на звонок. Вверху, над косяком ярко вспыхнула лампочка. Я поняла, что сейчас некто рассматривает на экране видеофона мое лицо, и улыбнулась.

– Вы к кому? – донеслось с потолка.

– Простите, Алла тут живет?

Дверь открылась, из коридора выглянула пожилая дама в темно-синем шелковом платье, горловину которого украшал белый кружевной воротничок.

– Вам Аллу? – хорошо поставленным голосом осведомилась она.

– Да, – старательно улыбалась я, – именно ее.

Дама внимательно окинула меня взглядом.

– Что-то ваше лицо мне знакомо.

– Неудивительно, я живу в двух шагах от вас, в башне, наверное, виделись в магазине.

– Вполне вероятно. Как вас зовут?

– Евлампия Романова, можно просто Лампа.

– Вы уверены, что сразу надо пройти к Алле? – строго вопрошала дама.

– Конечно, мне очень нужно с ней поговорить, лично.

Старуха скривилась.

– Ну навряд ли беседа выйдет плодотворной. Ладно, входите.

– Спасибо, – кивнула я. – Так Алла у себя?

– Провожу вас, – сухо ответила дама.

Мы двинулись по коридору. Дубовый, идеально отциклеванный и покрытый лаком паркет слегка поскрипывал под ногами. Стены были увешаны книжными полками, за стеклами посверкивали золотом корешки толстых томов. Когда мы проходили мимо одной комнаты, я невольно заглянула в помещение и увидела большой круглый стол, покрытый кружевной скатертью, пианино с нотами на пюпитре, стулья с темно-синей обивкой. Тоска ущипнула за сердце: мое детство прошло в подобных апартаментах.

– Вот, – хозяйка остановилась у плотно запертой двери, – можете общаться с Аллой, потом, когда поймете, что уговоры бесполезны, загляните ко мне.

Наклонив голову, старуха, шурша платьем, быстро пошла назад. Я с удивлением посмотрела ей вслед. Очень странная бабушка. Будем надеяться, что Алла окажется вменяемой.

Решив соблюсти приличия, я постучалась и, не дождавшись ответа, всунула голову внутрь комнаты.

– Алла, можно…

Конец фразы застрял в горле. Большое, квадратное, украшенное двумя окнами помещение выглядело самым омерзительным образом. В нем даже не имелось мебели. Лишь вытертые в разных местах обои свидетельствовали, что когда-то тут все же стояли шкафы. Лак на паркете давно истерся, подоконник облупился, а простая рама, обычная деревянная, не была прикрыта даже самой простенькой занавеской. В углу возвышалось некое подобие кровати: столбики из кирпичей, на них лист фанеры, сверху ватный матрас и грязное до невероятности одеяло. Подушка, лишенная наволочки, поддерживала чью-то всклокоченную голову.

Я осторожно прикрыла дверь

и пошла в красивую гостиную, откуда доносились тихие звуки музыки. Бабушка сняла руки с клавиатуры, повернула голову и спокойно поинтересовалась:

– Ну, поговорили?

– А где Алла? – выпалила я.

– В своей комнате.

– Там только малярша.

– Кто? – усмехнулась дама и снова заиграла.

– Наверное, вы ремонт собрались делать, – прибавила я громкости, пытаясь перекричать пианино. – Там у вас живет гастарбайтерша. Простите, не могли бы вы на секунду перестать играть? Я очень люблю Баха, но мне трудно перекричать музыку.

– Это Бах, верно, – кивнула дама, – откуда знаете?

– Имею диплом консерватории, правда по классу арфы, но при необходимости могу подобрать кое-какие вещи и на рояле. Но Баха, боюсь, не исполню как надо, сложный композитор!

Старуха резко опустила крышку, встала, выпрямилась и в недоумении спросила:

– Так вас не Олеся прислала?

– Нет.

– Извольте объясниться! Вы кто?

– Евлампия Романова, пришла к Алле, – ответила я и тут только сообразила, что к чему: – Женщина под ватным одеялом – это она? Полубомжиха и пьяница? Господи, ну и не повезло же вам с соседкой! Просто несчастье жить с подобным человеком в одной квартире!

Дама горделиво вскинула голову.

– Разрешите представиться, Мария Кирилловна Вяльская, а Алла является моей внучкой. Невезение еще большее, чем вы предполагаете.

– Простите, я не знала, подумала… Извините, – залепетала я.

– Ничего, – снисходительно кивнула Мария Кирилловна, – я тоже ошиблась. Приняла вас за психолога, которого обещала прислать Олеся. Дурацкая идея. Алле не помочь. Увы, в семье не без урода. Хорошо, Мстислав Сергеевич не дожил до позора. Когда он упокоился, Алла была еще ребенком. Так что привело вас сюда? Надеюсь, не факт воровства? Сразу хочу предупредить, я ничего возмещать не стану. Зовите милицию. Алла взрослая, с нее и спрос. Мы просто существуем в одной квартире. Да уж! Так по какой причине вы явились сюда?

Я глубоко вздохнула и изложила ситуацию с коляской.

Мария Кирилловна кивнула.

– Ужасно, конечно. С другой стороны, ваша подруга должна быть счастлива, от детей одно горе.

– Вот уж неправда, – возмутилась я.

Мария Кирилловна хмыкнула.

– Своих имеете?

– Двоих, – сообщила я, не упоминая о степени моего родства с Кирюшкой и Лизаветой.

Пожилая дама поправила идеально уложенные волосы.

– Ну, может, дай бог, они у вас не сопьются, с наркоманами не подружатся, воровать не начнут и не станут плодиться без контроля.

– Лиза с Кириллом растут в нормальной семье, – перебила я Марию Кирилловну, – у нас все работают и ничем противозаконным не занимаются, откуда ребятам плохому научиться?

Хозяйка скривилась.

– Милочка, я всю жизнь преподавала в музыкальной школе, а мой супруг руководил крупным предприятием. В нашем доме никогда водки не держали и грубых слов не произносили. Дочь наша, покойная Светлана, выросла воспитанной девушкой, да, на беду, решила родить, без мужа. Уж как я ее отговаривала, умоляла не совершать глупостей, просила подумать, не губить себя. Нет, уперлась, сказала нам: