Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце
Шрифт:
– Да просто мы не готовы к ним, Костя. Ни ты, ни я, - делаю паузу, предоставляя ему слово. Но он подозрительно молчит. Мне приходится решать за нас обоих, и я выношу вердикт: - Я очень благодарна тебе за кафе. Несмотря на твои методы, все равно спасибо. Но, мне кажется, об отношениях говорить рано. Ты пока разберись с матерью лапочек, а я займусь кондитерской. Дальше время покажет.
Пытаюсь поймать его реакцию на мою фразу о маме двойняшек, но он будто воздвигает вокруг себя крепостные стены. Врезаюсь в них с разбега. Чувства разбиваются о камни, душа болезненно ноет, прощаясь с чужими
Рвано кивнув самой себе и получив молчаливое согласие Воскресенского, я разворачиваюсь, чтобы вернуться в дом.
– Ты не можешь уйти, Вера, потому что ты – мать моих детей, - неожиданно раздается позади.
Чуть не спотыкаюсь на пороге и, восстановив равновесие, оглядываюсь на Костю. Кажется, в этот момент я ненавижу его всеми фибрами души. Он слишком далеко зашел в своей игре.
– Боже, Воскресенский, это самый идиотский способ остановить женщину, с которым я когда-либо сталкивалась, - срываюсь в хохот, балансируя на грани истерики.
– У нормальных людей происходит наоборот: мужчину привязывают детьми. А у нас все идет не по шаблону, - всхлипнув, посылаю ему жалобный взгляд.
– Что ты делаешь со мной, Костя? Зачем?
– Говорю тебе правду, как ты и просила, - выцеживает из себя, и желваки ходят ходуном на его скулах. – Они твои. Наши…
– Хватит, Костя, просто заткнись, - выставляю ладони перед собой, но не могу остановить мясорубку, которая орудует у меня внутри, превращая органы в фарш.
– Неужели не понимаешь, что причиняешь мне боль своей ложью? – умоляюще лепечу, однако он отрицательно качает головой. Приближается ко мне и берет меня за плечи.
– Именно об этом я и говорила! Мы только ранить друг друга можем, на созидание и исцеление нас не хватает. Бракованные оба! Отпусти, черт бы тебя побрал! – дергаюсь, как лисица, попавшая в силки, но хватка лишь крепчает.
– Не могу! – рявкает Костя мне в лицо. – Ты не имеешь права нас бросать. Тем более, теперь…
– Я в любом случае не оставлю лапочек, что бы не происходило между нами, - произношу сквозь жгучие слезы.
– Буду наведываться к ним в роли няни или кондитера. Проводить с ними время, если позволишь. Я сама этого очень хочу. И ты это знаешь. Ты, как всегда, дергаешь за правильные струны, адвокат, но остановись, пожалуйста, пока не порвал всю меня. Матерью я не могу быть. Ни их, ни чьей бы то ни было.
– Да чтоб тебя, упрямая ты женщина! – гаркает он в сердцах и, отпустив меня, подлетает к скамейке. Впопыхах скидывает оставленную мной чашку чая, и она разлетается на осколки. но Косте плевать. Он достает из портфеля какие-то бумаги, протягивает мне.
– Смотри! – приказывает властно.
– Что это? – хмурюсь, опуская мутный взгляд. В сумраке сложно разобрать текст, и Костя подсвечивает мне дисплеем телефона.
– Тест ДНК. Ваш с лапочками. Я сделал его тайно от тебя, потому что сомневался в результате. Здесь итог, - указывает подрагивающим пальцем.
– Читай: 99,9% родства. Материнство подтверждено.
Бумаги трясутся, а цифры плывут перед глазами.
– Невозможно, - еле выдавливаю из себя. В висках стучит так громко, что я ничего не
– Но факт! – будто сквозь вату пробивается голос Кости. Он единственный пока еще связывает меня с реальностью.
– Ты их биологическая мать. Родная. Кровь от крови, - отшатнувшись от меня, он начинает судорожно мерять шагами пол.
– Я не знал, как, черт возьми, сказать тебе об этом! Смягчить. Как подготовить тебя, чтобы не шокировать, - отходит к крыльцу и останавливается там, словно врастая в бетон.
– Я сам охренел, когда выяснил. Поэтому минимизировал наше общение в эти дни. Чтобы не пришлось лгать и выкручиваться, пока я разбирался с анализами и клиникой, - внезапно срывается с места и оказывается рядом со мной.
– Ты понимаешь теперь, что хрена с два мы тебя отпустим?
Не могу ничего ответить. Ощущение, будто язык прилип к небу, а все тело расплывается и дрожит, как желе. К горлу подкатывает холодная и мягкая волна. Перед глазами - полупрозрачная рябь, похожая на шум телевизора без сигнала. Я никак не контролирую свое состояние.
Выпускаю бумаги из пальцев, хватаю губами воздух, без которого мои клетки отмирают. Оседаю, проваливаясь в клубок ваты. Последнее, что слышу, это приглушенное: «Вера!» - и погружаюсь в плотную матовую темноту.
Глава 36
Константин
– Вера!
Успеваю поймать обмякшее, безвольное тело и бережно прижимаю к себе, боясь сломать. Хотя я и так это сделал. Только что. Взбудоражил нападками и криками, потому что нормально общаться разучился. Расшатал и без того измученную психику поцелуями, ведь извиниться иначе мозгов не хватило. И, наконец, добил ее новостью, от которой сам чуть не чокнулся. Не знал, смеяться мне над вывертами судьбы или рыдать в бешенстве. Избить всех причастных или, наоборот, поблагодарить за такую идеальную маму для моих дочек. Подержать информацию в тайне, пока Вера не успокоится, или аккуратно намекнуть.
Из груди вырывается сдавленный смешок. Намекнул, черт возьми!
Идиот. Полный придурок!
Испугавшись своей беспомощности, грубо отправил Веру в нокаут. Хотел задержать любой ценой, эгоистично наплевав на ее чувства. Она была права: все у нас через задницу происходит. Не жалеем друг друга, раним словами и действиями, как будто оба из камня и бессмертные.
Она ведь только с виду такая дерзкая, бойкая и сильная. Это всего лишь защитная реакция. От таких мудаков, как я.
– Верочка…
Собственный голос кажется чужим. Замогильным хрипом, невнятным лепетом. Словно я бухал беспробудно – и до конца не вышел из запоя.
Прижимаюсь губами к влажному, холодному лбу, вбираю носом стремительно тающую сладость, прислушиваюсь к едва уловимому дыханию. Если с ней случится что-то, я сам себя сожру с потрохами. В последний раз я так боялся после рождения лапочек, когда мог их потерять.
– Старшенькая, - виновато выдыхаю и беру ее на руки, направляясь в дом. Кажется, Вера тихонько постанывает, несмотря на то что обмякла в моих руках, как тряпичная кукла. Но даже в отключке не разрешает себе побыть слабой.