Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская
Шрифт:
В период возникновения и развития «дела „Доктора Живаго“» Евгений Борисович, которому было чуть более 30 лет, был совершенно несведущ в отношении политической подоплеки и угроз, с которыми был вынужден иметь дело Пастернак вместе с Ольгой Ивинской. <…> Пастернак имел обыкновение скрывать или приуменьшать в глазах семьи опасности, выпавшие на его долю, еще и потому, что его жена Зинаида, как напишет Сурков в послании к партбоссу Суслову 19 августа 1961 года, была «безусловно лояльной к советской власти женщиной, никогда не одобрявшей того, что сделал ее муж со своим последним романом».
В 1989 году, когда уже не требовалось прибегать ко лжи, чтобы избежать преследования со стороны властей, Евгений Борисович рассказал в книге «Б. Пастернак. Материалы для биографии» на страницах 628–629, что весной 1956 года «представитель иностранной комиссии Союза писателей привез в гости к Пастернаку члена итальянской компартии Д’Анджело. <…> В обстановке официального визита рукопись романа была передана Д’Анджело для ознакомления». То есть
В выступлении Евгения Борисовича прозвучало его твердое убеждение, известное из всех его многочисленных книг, публикаций и выступлений, в том, что Ольга Ивинская и Д’Анджело давили на Пастернака, заставляя его подписывать письма и телеграммы в угоду властям.
И здесь взяла слово Мариэтта Чудакова, известный в мире историк литературы, писатель и публицист, президент Общества Михаила Афанасьевича Булгакова. Она, как всегда ясно и по сути проблемы, сказала:
— Я говорю сейчас как исследователь, хорошо знающий примеры из истории русской литературы. Ни один настоящий мужчина, тем более великий писатель, к которым, несомненно, относится Борис Пастернак, никогда не совершает принципиальных поступков под давлением или поддаваясь на уговоры любимых женщин или друзей. Он совершает все решающие поступки и действия только согласно своему личному пониманию проблемы и только в соответствии со своей личной волей.
Аудитория разразилась аплодисментами, а Серджо восхищенно произнес: «Браво, синьора!»
Я передал Серджо книгу — подарок Ирины Емельяновой и рассказал ему о знакомстве с Ивинской и перипетиях издания ее книги в России в 1992 году. Здесь же, в музее, я купил несколько экземпляров книги Д’Анджело. Прочитав ее, я понял, почему она вызвала такое отторжение у Евгения Борисовича и его жены.
Среди множества важных свидетельств и фактов из истории издания романа «Доктор Живаго», приведенных в книге, включая неизвестные читателям в России статьи и письма, ярко видна решающая роль Ольги Ивинской в защите жизни и чести Пастернака. Показана ее бесстрашная, изнурительная борьба с тупой и бессердечной советской системой и писательской завистью. Серджо рассказывает, какие чудеса изобретательности и смелости проявляла Ольга ради безусловного обеспечения выхода в свет «Доктора Живаго» в том виде, каким «всей дрожью жилок» мечтал видеть его напечатанным Борис Пастернак. Приведу несколько отрывков из увлекательной книги Серджо.
Поздней весной 1957 года Ольга нуждалась в совете, как противостоять давлению, которому сейчас, пока Пастернак в больнице, ее подвергают Поликарпов и Сурков. Они требуют, чтобы она убедила писателя лично попросить Фельтринелли, письмом или телеграммой, вернуть текст «Доктора Живаго» для правок и дополнений. Опираясь на новости из Милана, я говорю ей, что в сложившейся ситуации, какую бы хитрость ни придумали Поликарпов и Сурков, считаю вероятным (с иронией использую я это мягкое слово), что соответствующее оригиналу издание очень скоро выйдет в Италии. Ольга растеряна:
— Вероятно? Но это должно быть наверняка!
— Наверняка, — поправляюсь я. Здесь иерархи суетятся, чтобы закрыть ворота после того, как быки убежали. Пусть она продолжает тянуть время, пока Пастернак в больнице, а там посмотрим. (С. 55.)
В сентябре 1957 года советский Союз писателей приглашает делегацию литераторов из Италии, в которую входит и переводчик «Доктора Живаго» Цветеремич.
Ему вручают в Союзе писателей письмо, где изображена подпись Пастернака.
Письмо гласит, что Пастернак просит прекратить перевод романа, так как он якобы будет перерабатывать свое произведение. Цветеремич показывает письмо Серджо, тот звонит Ольге, а затем приходит с письмом к ней. Ивинская говорит Серджо, что такое письмо Пастернак не писал и подпись его искусно подделана.
Вечером, когда ей звонит Пастернак из Переделкина, она просит его срочно принять Цветеремича. После встречи Цветеремич передал Серджо, что Пастернак назвал письмо фальшивкой и сказал, что знает, кто так ловко подделал его подпись. Пастернак просил Цветеремича, чтобы Фельтринелли ускорил выход романа и не реагировал ни на какие его телеграммы, которые он вынужден подписывать из-за угрозы ареста со стороны властей [72] . (С. 67.) «Дело Пастернака». В нем участвовало большое число персонажей. <…> Однако главных героев в этой истории всего трое. Пастернак, который создал гениальный образ вечной России, пропустив через себя чувства, чаяния и страдания ее великого народа. Ольга, с абсолютным самопожертвованием вдохновлявшая его бесконечной и в то же время не соответствующей нормам общей морали, «неприличной» любовью. Юная и восторженная Ирочка, которая привнесла обаяние своей необычной личности в зачарованную атмосферу Потаповского переулка. (С. 163.)
71
В файле — полужирный — прим. верст.
72
В
В книге Серджо я нашел ответы на несколько вопросов, которые волновали Ольгу Ивинскую и Митю во время моих бесед с ними.
1. Почему больную, в язвах и струпьях, отравленную органами Ирину вдруг арестовали 5 сентября 1960 года?
2. Почему Хайнц Шеве, узнавший об аресте Ивинской в августе 1960 года, а потом и об аресте Ирины, не поднял в печати за рубежом голос в их защиту? Уже в концлагере они узнали, что первыми в их защиту выступили английские журналисты. Почему за время предсмертной болезни Пастернака в мае 1960 года Шеве так и не приехал к нему в Переделкино? Ведь Борис Леонидович его так ждал и оставил специальную записку для прохода Шеве на Большую дачу.
3. Почему летом 1965 года Евгений и Леонид, сыновья Бориса Леонидовича, неожиданно стали шантажировать Ольгу Ивинскую и Ирину, требуя направить к Фельтринелли письмо с отказом от завещания Пастернака, где он поручил Ольге распоряжаться его зарубежными гонорарами и изданиями [73] ?
4. После ареста Ольги Ивинской и Ирины в 1960 году Митя жил под присмотром надзирателя из КГБ, заставлявшего врать, что Ивинская находится в санатории. Гэбэшник угрожал Мите: «Это надо говорить для блага матери».
73
Ирина рассказывала мне, что летом 1965 г., когда она ждала рождения первого сына, к ней на дачу приехали Евгений и Леонид Пастернаки и настойчиво требовали повлиять на Ольгу Ивинскую, чтобы та отказалась от распоряжения зарубежными гонорарами Пастернака. Их настойчивость и напор так раздражили Ирину, что Вадим прогнал сыновей Пастернака. Об этом Ирина пишет в своем письме к Евгению Борисовичу, которое она направила ему в 2005 г. Это письмо приведено в главе «Как исполнилось пророчество Бориса Пастернака».
Митю терзал вопрос: почему, когда в сентябре 1960 года в Москву неожиданно приехал Д’Анджело с женой, ему приказали продолжать врать о санатории, где отдыхают мама и Ира. Если бы Д’Анджело спросил, кто из друзей с ними связывается, то Митя должен был сказать, что «с ними разговаривает по телефону немецкий журналист Хайнц Шеве».
5. Ольга Ивинская не могла понять, почему Шеве не передал адвокату Виктору Косачевскому копии расписок Пастернака о получении денег, которые передавали Фельтринелли начиная с 1958 года? В 1959 и 1960 годах эти расписки передавали Фельтринелли непосредственно через Шеве [74] .
74
В книге К. Фельтринелли на с.153 приведены сведения о том, что X. Шеве привозил деньги для Пастернака по поручению Фельтринелли семь или восемь раз.
В августе 1992-го я привез болевшему тогда адвокату Виктору Косачевскому книгу «Годы с Борисом Пастернаком» с дарственной надписью Ольги Ивинской.
Он вспоминал:
— Следователь Алексаночкин представил показания семьи Пастернака о том, что Борис Леонидович никаких денег из-за границы не получал. При встрече с Шеве я просил его дать мне копии расписок Пастернака о получении денег от Фельтринелли. Он обещал это сделать, но не сделал, а лишь предлагал мне несколько тысяч долларов, чтобы я лучше защищал Ольгу. Окажись у меня в руках хотя бы один доллар, меня бы мгновенно привлекли к суду за контрабанду. Конечно, появление расписок самого Пастернака о получении им денег от Фельтринелли могло резко изменить ход неправедного суда над Ольгой Ивинской и ее дочерью. Возможно, даже срок мог быть назначен условно.
Российская пресса написала скромно об этом важном литературном событии. Однако, как и в дни суда по делу об архиве Ивинской, появилась странная заметка, пытающаяся очернить книгу Д’Анджело «Дело Пастернака».
Газета «Известия» от 14–16 сентября 2007 года, то есть сразу после отъезда Д’Анджело в Италию, публикует на странице 14 интервью журналистки Н. Кочетковой с Евгением Пастернаком и его женой. С изумлением читаю: «Потомок (Евгений Борисович. — Б. М.) заявил: „В книжке искажены факты, и сделано это лишь затем, чтобы оправдать получение 30 % от суммы гонорара за „Доктора Живаго“. <…> Евгений Борисович рассказал „Известиям“, что в результате миланского разбирательства Д’Анджело присудили 30 % гонораров за „Доктора Живаго“, что, по словам Д’Анджело, составило 10 миллионов долларов“».
Мне трудно понять, откуда взялся этот бред. Журналистка, видимо, не только не читала книги Д’Анджело, но и не знает, о чем говорили на представлении книги 11 сентября 2007 года в Литмузее. Взяв в руки книгу «Дело Пастернака», журналистка могла бы прочесть на странице 158 о том, как в разгар судебного дела неожиданно консул посольства СССР в Италии Юдкин и вице-президент Инюрколлегии СССР Коробов встречаются в Риме с Д’Анджело. Они выражают изумление по поводу того, что он оспаривает наследствоу Ольги Ивинской (!).