Ларчик для Алмаза
Шрифт:
Несмотря на это, он не собирался перечить отцу. Поездка в город была благом – он мечтал о том, что бы получить свидетельство о рождении Здравко. А вдруг кто-нибудь вмешается и известит федералов? Тогда их отправят к врачам, на осмотр. Можно будет попытаться передать весточку Макару. Если рысь догадается, что Алмаз живет на заимке против воли, он поднимет на уши всех – и начальство, и силовое подразделение. Поможет и сбежать, и спрятаться. Он такой.
События завертелись с невиданной быстротой – по меркам заимки. Здравко немного отъелся, перестал напоминать скелет, обтянутый шубкой. Пепельник долго хромал – ожившая рогатина сильно повредила лапу – но не рычал, а жаловался Алмазу с нотками заискивания. По-семейному. Как будто действительно искал утешения у посланного
В город поехали через месяц. Здравко пытался спрятаться, но Пепельник его поймал и сунул в мешок. Отец хмурился, потом махнул рукой, пробормотав: «Будем напирать на то, что непривычной обстановки испугался». К тому моменту, когда они доехали до отделения паспортного стола, Здравко перестал пищать. Обеспокоенный Алмаз вытащил его из мешка, спрятал под пуховик, успокаивающе замурлыкал. Котенок прижался к его груди и затих.
В казенных учреждениях к ним отнеслись предупредительно. Алмаз сдал старый паспорт, Пепельник предъявил копии документов из тонкой папки. Они получили временное удостоверение личности – Алмаз даже в руках его не подержал – и, в дружном молчании, добрались до ЗАГСа. Здравко обрел законный статус – был оформлен, как ребенок из полной семьи, с двумя отцами, состоящими в браке. Для дарсов это было редкостью, и регистратор-человек долго поздравляла их с Пепельником, радуясь тому, что они проявляют гражданскую сознательность. Никого ничего не насторожило. Им мягко порекомендовали поставить Здравко на учет у врача, а после слов отца: «В другой раз», не рискнули настаивать.
По дороге домой Пепельник повел себя странно и неожиданно – попросил отца остановиться у магазина и купить молока и сметаны для Здравко.
– Чего это ты вдруг стал такой заботливый? – криво усмехнулся отец.
– Он, когда пожрет, орет меньше, – ответил Пепельник, выдержав пристальный взгляд. – Слышать уже не могу эти вопли.
Алмаз молчал, пока они ожидали отца под магазином. Молчал дома, пока машина не уехала в ночь, а Пепельник не задраил ворота. И только когда они остались вдвоем, решился и поблагодарил – пусть духи слышат, в этих словах нет ничего криминального.
– Чепуха, – отмахнулся муж. – Он и вправду меньше орет. Ну и вообще… нам надо держаться вместе. Иначе ни ты, ни я ничего не получим.
– А что мы должны получить? – удивился Алмаз.
– Как что? – янтарные глаза Пепельника округлились. – Деньги. Деньги за участок. Он, конечно, почти все себе заберет. Но если мы будем действовать правильно, нам может достаться много. Может быть, миллион. Может быть, каждому по миллиону. Хорошо бы каждому.
Алмаз достал из погреба припрятанный пирог с рыбой, поставил на стол и начал выяснять, с какой такой радости им на голову должны свалиться миллионы. Пепельник, урча, слопал три четверти пирога, запил стаканом молока и простодушно – или обдуманно – выложил ему подоплеку земельно-заимочной интриги.
Десять лет назад, с одобрения покойного отца-омеги, участок обследовали геологи из корпорации «Ирбал». «Ирбисские алмазы». Неподалеку от Хвойно-Морозненска строился завод по огранке, и корпорация искала дополнительные источники сырья. Участок, которым владел отец на правах долгосрочной аренды, был отмечен как перспективный. На замену – другой участок большего размера – отец не согласился, но и выкупать участок, чтобы продать корпорации, почему-то не стал. Его оставили в покое – нашлись и другие месторождения, возможно, более привлекательные для разработки. Отца вновь пригласили на переговоры с участием представителей «Ирбала» и областной администрации незадолго до смерти. Приехать
– Ты мне дал доверенность. Я им ответил, что мы участок выкупим и продадим. Но оказалось, что это нельзя делать сразу. Только через два года. Такой срок – по закону. И наследнику желательно жить на этой земле, иначе сделку могут оспорить. Поэтому мы сидели тут. Когда тебе выдадут новый паспорт, ты выкупишь участок, а там и корпорация подтянется. Они уже ждут не дождутся. Два месторождения оказались пустышками, сырья не хватает. В Ирбисском округе действуют экологические ограничения, не развернешься. А в Хвойном и Морозненском пока еще можно. Твой отец пообещал мне сто тысяч. Не знаю, сколько он собирается дать тебе. А я недавно подумал – мы можем получить больше. Все забирать страшно, хотя по закону мы можем, это наши деньги. Он же потом проклянет. Не хочу умирать от чахотки. Но и денег хочу. Зря я, что ли, тут два года торчал?
Алмаз заметил, что в конце пламенной речи Пепельник начал спотыкаться на словах «мы» и «наши». Можно было нажать – «а вдруг проговорится?» – но и без этого информации было с лихвой. Обдумать бы спокойно. Понять, как лучше поступить. Что делать – учитывая долю Здравко, о котором Пепельник даже не заговаривал.
– Он чуть локти не сгрыз, – зашипел муж. – Потому что в свое время не захотел оформлять брак с твоим отцом, делал вид, что шаман выше всего земного. Ну и знал, что тот сам ему деньги отдаст. А когда тот умер, наследство досталось тебе. Представляешь, как он разозлился? Шаману-альфе ничего, а какому-то омеге несметное богатство.
– Представляю, – медленно проговорил Алмаз и подлил Пепельнику еще молока – накупили много, не обопьет Здравко.
Следующий месяц, до очередного приезда отца, они прожили в относительном мире и согласии. Пепельник все-таки выболтал правду, даже расспрашивать не пришлось. Муж, несмотря на заключение брака и общего ребенка, прав на участок и деньги не имел – по закону об охране имущества древесных барсов-омег. Алмаз мог выделить ему долю, обещанную отцом, а мог послать подальше, оставив несметные богатства себе и Здравко. Причину откровенности Алмаз тоже понял. Пепельник боялся, что отец ему ничего не даст – после наделанных глупостей и внезапного бунта – и пытался подстелить охапки ягеля со всех сторон. Там не заплатят, авось тут что-нибудь обломится. Он и за Алмазом ухаживал и ребенка делал из тех же соображений, по собственной инициативе – привязать к себе хотел покрепче, выцарапать хотя бы крохи денег через адвоката, если шаман его выставит с заимки после какой-нибудь ссоры.
За день до приезда отца Алмаз пообещал:
– Если что… если вдруг что – я тебя не обделю. Но и ты мне помогай.
– Заметано, – кивнул Пепельник. – Будем держаться вместе. Мы же семья.
Алмаз вспомнил хвост из ниток, заговоренный на разрыв, и подтвердил:
– Да. Семья.
Следующая поездка поначалу была копией предыдущей. Здравко усадили в мешок. Отец скривился: «Оставьте его здесь, ничего с ним за день не сделается, дом протопленный», но Алмаз сказал, что могут спросить, с кем оставили, и придраться, а Пепельник его поддержал и поймал сына. Выполняя обещание о помощи.
В машине сердце колотилось так, что чуть ли не выпрыгивало из груди. Алмаз чувствовал, что лед тронулся. Как будто среди зимы – в двух шагах от Вьюжной Недели и визита Снежного Деда – запахло самой настоящей весной. Он выудил Здравко из мешка, прижал к себе, прежде чем подняться по ступенькам в здание паспортного стола. Дошел до нужного кабинета, удивляясь пустоте коридоров – «неужели все уже начали праздновать?» Он поднял руку, чтобы постучать – отец и Пепельник стояли за спиной, охраняя и не позволяя сбежать – но не успел проделать незамысловатое действие. Двери кабинетов открылись, из них вышли рыси в бронежилетах и экипировке, технично оттеснившие Алмаза в сторону. Из кабинета выскочил Макар, обнял его за плечи, мурлыкнул завизжавшему Здравко – «все хорошо, не бойся, все хорошо!» – и громко спросил: