Ларчик для Алмаза
Шрифт:
Временами, когда бесконечный страх разжимал когти, Алмаз понимал – происходит что-то странное. Он прекрасно помнил свое детство: жил то на заимке у отца-омеги, то в интернате. Знал ли он, что его отец-альфа – шаман? Знал. На праздниках, когда древесные барсы, собиравшиеся возле тайного святилища, молили Кароя и Линуша о богатой добыче и легкой зимовке, ждали изъявления их воли, отец одарял его дополнительным прикосновением ко лбу, проговаривал: «Да пребудет с тобой благость». Иногда Алмазу приходилось добираться домой одному, потому что отец-омега покорялся воле альфы, оставался рядом с ним, чтобы утолить голод тела. На заимку к отцу-омеге отец-альфа никогда не приезжал, про Алмаза сказал: «Он мне не пригодится, омеги дар
В школе Алмаз учился урывками. После весенних дождей его забирали, используя как рабочие руки по сбору напитавшегося водой ягеля – это был основной заработок отца-омеги, сдававшего ценное сырье на заготовительный пункт. Летом и ранней осенью надо было запасать ягоды, рыбу и птицу. Зимой Алмаза отправляли в интернат, чтобы сэкономить припасы, а весной, после первых проталин, начинался новый круг забот.
Психолог и сотрудник Федеральной Службы сохранения популяции древесных барсов пришли к нему незадолго до вручения аттестата о среднем образовании – выданного из жалости и пестревшего натянутыми тройками. Расспросили о планах на будущее, выяснили, что у него нет ни целей, ни определенных желаний, и предложили два варианта на выбор. Он мог получить государственную субсидию на строительство отдельной заимки, а мог остаться в городе, устроившись на работу. Алмаз осторожно сообщил человеку и рыси, что у него нет никакой профессии. И он не уверен, что сможет работать на каком-нибудь заводе или на стройке – там слишком много других оборотней и людей.
– Ваш преподаватель по народным ремеслам дал вам превосходную характеристику. Мы можем предложить вам место в научно-фольклорном Центре, созданном для сохранения национальной культуры барсов.
Звучало красиво, а на самом деле Центру требовался простой ремесленник, который будет изготавливать сувениры для ЗАГСов и туристов. Платили немного, зато предоставляли жилье в коттеджном поселке, питание в столовой, прикрепляли к спецполиклинике и обеспечивали любыми лекарствами по назначению врача.
Алмаз хорошо подумал и выбрал город. Он не любил толпу, старался не заходить в торговые центры, кинотеатры, лишний раз не гулял по шумным улицам. Но и не испытывал неприязни ни к людям, ни к рысям, ни к другим барсам – спокойно общался один на один, мог посидеть в небольшой компании. Его тревожила мысль, что однажды природа возьмет свое, и ему придется искать более-менее подходящего альфу. Алмаз избегал прикосновений, с недоумением смотрел на рысей, которые постоянно тянулись друг к другу, бодались лбами, терлись носами и мурлыкали, не стесняясь посторонних. Он представлял себе знакомых барсов – на его потоке учились пятеро альф – и сомневался, что захочет кого-то потрогать без серьезного повода. И барс не подталкивал его искать подходящее дупло, чтобы подманивать призывным воем альфу – ограничивался беготней по лесопарку и окрестностям поселка.
Четыре года, прожитые в одиночестве, стали лучшим временем в его жизни. Он довольно быстро нашел себе дело по душе – изготавливал вежи, приманки для благоволения Линуша, обещающие приплод в семье. Плетеные талисманы ему не удавались – выходили кривыми и косыми, с некрасиво торчащими нитями. А первая же вежа получилась аккуратной, руки сами налепили кисточки на треугольных ушках фигурок, и куратор улыбнулся: «Ой, какие милые рыси! Надо будет для знакомых оставить».
Воодушевленный Алмаз начал разыскивать литературу, наткнулся на серию этнографических статей, переслушал кучу аудиофайлов и однажды осмелился прочитать над вежей наговор. Потом еще один, потом сразу два – на изгнание семейных раздоров и легкий окот. Его перестали устраивать казенные материалы. Брал их как основу, занимался дополнительной обработкой – спасибо записям этнографов – вязал кисти для входных проемов, плел пояса для фигурок, варил рыбий клей.
Появились
Шло время, Алмаз выслушивал добрые слова от незнакомых рысей, полярных лисов, и даже однажды получил письмо с юга, от пары пещерных медведей, которым кто-то прислал северный подарок. Благодарностям он верил и не верил. Может быть, в его вежах действительно теплилась искорка магии. Все-таки, сын шамана. У ближайшей родни, снежных барсов, обитавших в Ирбисском округе, ведуны-омеги иногда занимали видное положение в обществе – это у древесных барсов ничего подобного не бывало.
Он жил, не строя планов на будущее. Пил подавители, не чувствуя ни малейшей склонности обустраивать дупло, чтобы зазвать туда альфу, и обзавестись потомством. Нарезал оленью кожу для веж, мастерил наряды конусам-обитателям, читал наговоры и носил плетеный оберег, не забывая по утрам просить Линуша о заступничестве.
Смерть отца-омеги его расстроила, но не до рыданий и многодневной скорби. Алмаз узнал об этом от сотрудника службы социальной защиты, общительного рыся-омеги Макара, получил на руки свидетельство о смерти – отца к тому времени уже похоронили – и тонкую прозрачную папку с документами. Два сертификата, подтверждающие право собственности на дом с хозпостройками и арендное владение большим земельным участком с правом выкупа. Банковское свидетельство о погашении займа, документы на машину – старенький пикап. Компенсация за трех оленей, которых забрали в государственное стадо.
Отец умер от инфаркта, это было записано в свидетельстве о смерти. Макар принес Алмазу тонкую больничную карту из трех листов и рассказал, что отец дважды обращался к врачам, категорически отказывался от госпитализации и прекрасно знал, что, оставаясь в одиночестве на заимке, увеличивает риск внезапной смерти. Может быть, не верил врачам, считал, что пугают. Может быть, положился на волю Линуша. Уже не спросишь.
Алмаз собирался съездить на заимку в Прощальную Седмицу, чтобы умилостивить домовых и лесных духов, отнести на могилу отца-омеги традиционный открытый пирог «калитку», разломить на куски, даря угощение птицам и мелкой живности. Собирался, да не собрался – и осень, и зима выдались сурово-холодными, а по работе на него свалилось столько заказов, что ни вздохнуть, ни продохнуть.
Он поддерживал контакт с Макаром – чаще перезванивался, чем встречался. Выслушивал рысью болтовню, однажды согласился на посиделки в тихом кафе и познакомился с его мужем Виктушем, крупным альфой, служившем в силовом подразделении ФССПД. В разговоре выяснилось, что семейство рысей записано в очередь на его вежу. Алмаз удивился тому, что его не попросили без обиняков, и выполнил заказ в кратчайшие сроки, не слушая возражений Макара – «что ты, я не имею права пользоваться служебным положением!». Рыси жили вместе уже пять лет, но не могли завести котенка. Алмаз подсадил в вежу один маленький конус с кисточками на ушах и подумал, что если потом захотят второго, то он добавит.
В апреле, за неделю до Вороньего праздника, Макар отвез его к нотариусу, чтобы зарегистрировать заявление о вступлении в наследство. После долгих уговоров. Алмаз противился – сам не зная чему. Тогда у него впервые появилось плохое предчувствие – не хотелось владеть ни домом, ни землей. Нотариус заверил его в том, что он единственный законный наследник: отцы не состояли в браке, других детей не было. Вернувшись в коттедж, Алмаз долго разбирался в собственных чувствах, и решил – нужно отвезти угощение. Сразу всем: и отцу, и воронам, и духам.