Ларец Марии Медичи
Шрифт:
Березовский шумно вздохнул и улыбнулся вдруг виноватой, обезоруживающей улыбкой.
— Ты мне эти штучки брось! — Люсин сурово постучал пальцем о край стола. — Нечего тут юродствовать! У тебя, если хочешь знать, еще больше оснований для радости, чем у меня. Я бы на твоем месте ликовал.
— Да?
— Да! Разве ты не собрал богатейший материал?
— Так ведь надо еще чтобы разрешили публикацию…
— Это не твоя забота. Можешь считать, что разрешение у тебя в кармане.
— Надо же еще и написать, — вздохнул Березовский. — Думаешь, просто? Каторжный труд, старик!
— Соболезную, но помочь не могу. Не хочешь —
— Легко сказать… Как вспомню эту бочку, потоки мутной воды, тина зеленая, как волосы русалки, скользкие веточки рдеста… Очень впечатляет! Легко сказать — не пиши.
— Ты все еще недоволен?
— Почему недоволен? Доволен. Счастлив!.. У тебя дело к концу подошло, а мне еще только начать предстоит…
— О несчастный! Понимаю, понимаю! Как мне тебя жаль!
— Ладно! — Березовский хлопнул Люсина по плечу. — Хватит действительно дурака валять! Все, конечно, очень хорошо и распрекрасно. Дай Бог, чтоб всю жизнь было не хуже… Но мне почему-то грустно. Жаль расставаться… Чертовски жаль! По сути, наше расследование только теперь и должно было бы начаться! Разве не так? Легендарный Грааль! Тайна катаров! Что мы узнали об этом? Ровно ничего. А сколько оборванных линий! Один цареубийственный кинжал чего стоит! Но мы никогда — вдумайся в это страшное слово! — никогда не узнаем, как все было на самом деле. Мы ничего не узнаем. Мелькнула золотая рыбка — и нет ее.
— Ты все еще думаешь, что это был кинжал, о котором писал Пушкин?
— Не сомневаюсь, старик. Последняя глава «Онегина» была им зашифрована. Это точно. На днях я читал, что наконец отыскали ключ к шифру. Мне хочется написать о декабристах, Володя, очень хочется.
— Но у нас же очень мало данных.
— Мало… Но именно в этот момент мы и прекращаем работу.
— Почему прекращаем? Закончено, собственно, только следствие по уголовному делу. И то еще не до конца. Но тебя-то это абсолютно не касается. Ищи себе на здоровье. Вон Андроников всю жизнь такими вещами занимается.
— Верно, всю жизнь… А если б ему в придачу весь ваш мощный аппарат…
— Вот ты о чем!.. Понимаю. Теперь понимаю… Только нереально все это. Жизнь есть жизнь, что там ни говори. Я бы рад тебе помочь и буду помогать, если представится такая возможность, только ты ведь и сам понимаешь… Понимаешь же?
— В том-то и дело! У вас совсем другая задача, и никто не позволит вам заниматься, если можно так выразиться, чистой наукой. Так?
— Кое в чем я тебе все же сумею помочь, Юр. Согласись, что мы и так сделали больше, чем это требовалось по чисто служебным соображениям. Верно?
— Разве что самую малость… Тут ведь такое дело. Про Грааль я уж и не говорю. Ради Грааля умереть и то, как говорится, мало. Вся история европейского рыцарства — это нескончаемые поиски Грааля. Круглый стол, двенадцать пэров и прочее. А к чему, собственно, стремились алхимики?! Да я уверен, что даже для современной науки, для всей этой физики, химии… Одним словом, что говорить… Но не будем про Грааль. И даже про кинжал. Ведь кто знает, может, тут ничего такого и нет. Одна лишь легенда, красивый поэтический вымысел. Даже о красном алмазе я не заикнусь и не стану засорять твои мозги легендой о третьем глазе Будды. Но аметистовый перстень — это же реальность! Он же у тебя в сейфе лежит! Кстати, почему их оказалось два?
— Думаю, по той же самой причине.
— Полагаешь, что тут та же история, что
— Скорее всего… Месье Свиньин предпочитал располагать на всякий случай дубликатом. Для верности. Кроме того, подлинники ведь и сами по себе не малые деньги стоят. Фигурка, которую он вручил Ванашному для передачи старухе, оказалась поддельной. Подлинник он для себя приберег.
— Но перстень…
— И перстень. Вдруг бы Дормидонтыч не согласился отдать его? Мог? Вот и заготовил дубликат. Не знаю только, как он собирался им распорядиться: то ли подменить украдкой хотел, то ли просто вез его старику в утешение… Но теперь это уж неважно.
— Непросто было выцарапать у Дормидонтыча перстенек? — подмигнул Березовский.
— А ты думал! — Люсин присвистнул. — Дормидонтыч дрался, как лев. Нипочем признаваться не хотел.
— И как же?
— Как всегда, — пожал плечами Люсин. — Куда против фактов денешься! И, надо сказать, Лев Минеевич нам здорово помог… Золотой человек. От него-то я и узнал, что настоящий перстень у Дормидонтыча. Когда же старуха поправилась и с ней уже можно было разговаривать на простом человеческом языке, а не с помощью детских буковок, и вторая линия подтвердилась. Здесь-то Ванашный не наврал. Дормидонтыч действительно опекал старуху, сужал круги вокруг сундучка… Да я тебе все это уже рассказывал.
— Рассказывал, — кивнул Березовский. — Мне просто нужно было лишний раз убедиться, что перстень все же один.
— Это-то и мне нужно было. Один перстень! И сундук тоже один.
— Да, но у меня на то своя причина.
— Ну?
— Я знаю, в чьих руках был этот перстень, старик.
— Так и я знаю! Мы же вместе с тобой проследили всю цепь от папы Иннокентия Третьего до наших дней?!
— Но в этой цепи есть много недостающих звеньев.
— Конечно! Особенно по части русской истории прошлого века.
— Вот-вот! В самое яблочко… Именно по части русской истории. Одним словом, я вчера — понимаешь, только вчера! — восполнил одно звено! Этот аметистик побывал в руках Дантеса.
— Что?!
— Уж будь уверен! Я заказал в Ленинской библиотеке снимки с документов. На той неделе будут готовы. Теперь можно не сомневаться, что Дантес, и особенно его приемный папаша, были иезуитами.
— Это неплохой улов, Юра. Верно?.. Поздравляю, от всей души поздравляю! Теперь ты не можешь сетовать, что наша совместная работа была полезной только для одного меня. Никак не можешь! И у тебя хорошо заловилось.
— Но мы же прекращаем ее! И в какой момент!
— Знаешь что? — Люсин потер лоб. — Надо будет написать докладную начальству… В самом деле, ты нам помог. И мы не можем, так сказать, отплатить тебе черной неблагодарностью… Думаю, кое-что мы для тебя сделаем. Возможности все же есть.
— Это другой разговор, старик! Это деловой мужской разговор… Надо, понимаешь, — во всяком случае, мне так кажется, — чтобы ты по-прежнему официально вел это дело, а я в качестве консультанта…
— Наверное, так не получится, Юр. Ты же не знаешь, что я хочу сказать… Просто есть вещи. Которые, увы… Одним словом, не мне тебе говорить… Уголовное дело кончено. Все! Баста!.. Исторические же изыскания в нашей стране волен вести любой гражданин, в том числе и писатель Березовский. Поскольку оный писатель оказал нашей фирме значительные услуги, мы будем по мере сил ему всячески помогать. Вот и все. Иначе никак нельзя.