Ларец Марии Медичи

Парнов Еремей Иудович

— Спасибо и на этом.

— Это не так мало, Юр, уверяю тебя. Кроме того, не будем загадывать на будущее… У нас еще остается заключительный акт, и кто знает, какие неожиданные перспективы могут вдруг перед нами открыться.

— Ты все же хочешь открыть сундук по всем правилам? Согласно тамплиерскому и масонскому ритуалу?

— Конечно! А тебе разве не любопытно?

— Но ведь он и так не заперт и безобразно пуст.

— Зачем же вся эта кутерьма со слугами?

— Масонская тайна, всего лишь масонская тайна. Я не раз уж говорил: романтическая

игра взрослых дядюшек. Не более. За всем этим ровно ничего не стоит.

— Но ведь слуги-то существуют. И взаимодействуют! Ты же сам видел, что произошло с жезлом, когда мы надавили на красный камень.

— Да, обмишурились мы с камнем, — вздохнул Березовский. — Я как увидел жезл, так сразу решил, что этот самый алмаз…

— И я так подумал.

— А оказалось, шпинель.

— Да.

— Когда его подменили, как ты думаешь? И где тигровый глаз?

— Как ты думаешь, Юра, — спросил Люсин, безучастно уставившись в окно, — когда было написано то стихотворение?

— Про семерых?

— Да.

— В конце прошлого века… Может быть, в начале девятисотых годов, но не позже.

— Но и не раньше?

— Нет.

— А что, если это всего лишь перевод, а само стихотворение было написано все же гораздо раньше?

— Когда, например?

— В то время, когда вся эта, как ты говоришь, масонская тайна была не пустой игрой. Что, если последние строки о наследнике Фебе только позднейшая приписка?

— Черт его знает, может быть, при Калиостро игра действительно имела какой-то тайный смысл. Но теперь сундук пуст. Против фактов никуда не денешься. Твое, между прочим, любимое выражение.

— И все же давай попробуем…

— Давай! — Березовский махнул рукой и с нарочитым безразличием зевнул.

— Тебе неинтересно? — Люсин исподлобья глянул на него и, отвернувшись, чтобы скрыть улыбку, вздохнул. — Впрочем, ты прав. Безнадежная затея. Даже пробовать не стоит… Сегодня же сдам все драгметаллы. — Он кивнул на сейф, размалеванный безобразной охрой. — Баба с воза — кобыле легче.

— Ради смеха, конечно, можно попробовать, — нерешительно заметил Березовский.

— Ради смеха?

— Надо же завершить игру… Пусть символически. Это, если хочешь, даже наша обязанность. Кстати, старик, ты недосказал про подвязку. Кто догадался, что узор представляет собой зашифрованную надпись?

— Кто догадался? — Люсин пожал плечами. — Ну, прежде всего я сам… А ты разве не догадался?

— Нет, — покачал головой Березовский. — То есть я думал, конечно…

— Вот-вот, это я и имею в виду! Я тоже, как ты говоришь, думал. Логика-то, Юра, простая, примитивная логика. Раз подвязка причислена к слугам, значит, в ней что-то должно быть. Так мы с тобой и рассуждали?.. Или не так?

— Ну да! — обрадовался Березовский. — И поскольку этот шитый золотом ремешок с пряжкой никак не мог оказаться деталью системы «ключ — запор», то вполне естественно предположить, что он содержал какую-то информацию.

— Совершенно справедливо. Понятно теперь, кто догадался?

— Выходит,

что это было ясно с самого начала?

— Именно! Проще пареной репы.

— Дешевый номер! Я тебя, слава Богу, знаю. Тебя послушать — так все вообще пареная репа, легко, просто и само собой разумеется. Поиски-то ведь были? Работа мысли? Умозаключения?

— Да, конечно, но на самом примитивном уровне. Просветили мы подвязку рентгеном, полюбовались на нее в инфракрасных и ультрафиолетовых лучах и отправили шифровальщикам.

— Почему?

— Да потому что ничего не обнаружили! Вот и все… Не обнаружили, но вместе с тем были почти уверены, что информация есть. Где, спрашивается? Очевидно, в узоре, в котором в самых разных сочетаниях насчитывается двадцать восемь разнородных элементов… Никак, ты за мной записывать собираешься? — удивился Люсин, увидев, что Березовский достал истрепанный блокнот. — Сроду такого не было.

— Теперь будет.

— Выходит, что и я дожил, наконец, до заслуженной славы? Под каким же именем ты думаешь меня вывести?

— Видно будет, — буркнул Березовский. — Я еще не решил, буду ли вообще писать.

— Вот как? О-хо-хо! Какие мы гордые, какие значительные!

— А ты что думал? Сначала загоришься, набросишься, а начнешь работать — и тю-тю… Материал не вытанцовывается. Темка мелковата…

— Чего же ты тогда записываешь?

— Так, пустяки… Драгоценный местный колорит. Очень мне эти разнородные элементы понравились. Профессиональная деталь, старик. Такое на улице не валяется. Между прочим, ваши шифровальщики, видно, большие доки. Разгадать такую криптограмму, да еще на старопровансальском наречии, — это, доложу тебе, не всякий сможет! Высший пилотаж!

— Да, ребятишки свое дело знают, — небрежно кивнул Люсин. — Однако должен тебе сказать, что, не будь у нас уже разработанной ситуации, они бы еще до сих пор возились. Точно! Ведь до старопровансальского дошли, отталкиваясь, так сказать, от исторического фона Франции. Иначе пришлось бы действовать больше методом тыка.

— Наверное… Как ты думаешь, Генрих знал тайну ларца?

— Наваррский? Кое-что, должно быть, знал. Это же в конце концов приданое его супруги. Впрочем, Аллах с ними! Давай лучше делом займемся… — Он встал из-за стола и, прижавшись к стене, обошел сундук. — Сейчас мы устроим смотр слугам, — сказал он, отпирая сейф. — Записывай.

— Начнем с системы «ключ — замок»! — предложил Березовский

— Хорошо… Вся она тут. — Люсин осторожно вынул серебряный жезл с золотым мальтийским крестом и ободками из жемчуга и самоцветов. — Сокровище «Золотой кладовой» Эрмитажа, инвентарный номер 71014.

— Принято! Давай дальше.

— Далее следуют элементы информативной системы. — Люсин извлек из сейфа пакетик с подвязкой и бархатную подушечку с аметистовым кардинальским перстнем. — Их у нас всего два.

— Не хватает «звезды Флоренции», седьмой четки из тигрового глаза и красного алмазика, — уточнил Березовский.