«Лав – из» (сборник)
Шрифт:
«Я вас слушаю. Что вы хотели?»
– Ласька! Пойдем домой! Обещаю, что не буду тебя бить, – устало говорю я. – А хотите, – обращаюсь я к Мурашке, – давайте зарежем эту корову, и у вас будет чем торговать.
Мурашка поначалу радуется, но вовремя спохватывается:
– А баба не будет против?
– Бабе мы не скажем. Я навру, что корову забрали в дурдом…
Наконец мы – две псишки – приходим домой.
Баба встревоженно выглядывает из-за ворот.
– Где ж вы так долго? – говорит она и дает Лаське пить из ведра холодную колодезную воду.
– Дайте ей лучше дуста, а не воды, –
Ласька трется о худенькое бабино плечо, словно домашний пес.
– Маленькая моя, – гладит корову баба, – устала? Хочешь питеньки?
– Очень устала, – отвечает Ласька. – Больше всего из-за нее, – кивает она в мою сторону, – как она меня мучает! Когда уже наконец за ней родители приедут?!
Родители приедут через несколько дней. Немного осталось. Меня перед школой нужно как следует отмыть, особенно отскрести грязь, въевшуюся в пятки, и вывести вшей. Нужно купить тетрадки и дневник. Так что они могут приехать вот-вот, сука ты паршивая, Ласька.
Люба Вулан не всегда была глухонемой. В детстве она упала с чужой черешни, когда хозяин застукал ее за кражей ягод. После этого, от перепуга, она больше не проронила ни слова.
Хотя некоторые говорят, что она родилась без верхнего нёба и вообще никогда не разговаривала.
Люба носит длинные потрепанные юбки и ходит босиком в любую погоду. С целью экономии ее всегда стригут наголо. Когда у нее месячные, она ходит заляпанная кровью.
Люба стала для своего брата первой женщиной…
Васильковские: худющая мама и три рыжие девочки сидят на ступеньках и ждут, когда умрет старая тетка.
Когда она умрет, ее хата достанется им, а пока им жить негде. Сейчас они вчетвером живут в старенькой летней кухне. Рыжие девочки ждут с огромным нетерпением, когда же наконец смогут перебраться в роскошные, покрытые мохом и цвелью, как и сама тетка, хоромы и будут прыгать на затхлых, но вышитых подушках, а спать – на перинах, набитых куриными перьями.
Первыми словами самой младшей было:
– Тетенька, а когда вы умрете?
На что тетенька ответила:
– Умру, доченька.
Девочки по очереди носят в дом для старухи еду и питье. Они тихонько заходят в комнату, встают возле кровати и какое-то время молчат – в надежде, что тетка уже не отзовется. Она живет целое столетие.
Васильковская-старшая каждый день ездит на поезде на работу в Коломыю. Она служит вахтершей в Историческом музее. Когда работники музея не выходят на работу, а такое случается почти всегда, Васильковская закрывается внутри и никого не впускает. Редкие посетители – любители старины или подвыпившие польские туристы – тарабанят в дверь, просят впустить (ведь сегодня не выходной и музей должен быть открыт), а Васильковская выглядывает в маленькое оконце, как испуганное привидение, как музейный экспонат XVI столетия, и отрицательно качает головой – мол, сегодня История недоступна, у нее депрессия, а я всего лишь Васильковская, у которой три рыжие дочки и бессмертная тетка.
Маленькие Васильковские ходят вечно голодные, в разноцветных ярких платьицах, подаренных им жителями села, с бантиками в волосах, но без трусов. Из носа у них постоянно
Васильковские такие рыжие, и веснушки на их лицах такие яркие, что иногда они напоминают мне большой цветок подсолнуха, в котором спрятался замурзанный чертенок.
Когда корова заболела, баба стала ее выводить каждую ночь на прогулку.
Ласька начала доиться молоком с кровью и тоскливо мычать.
Я сижу у ворот и высматриваю родительский автомобиль, баба водит корову кругами по двору.
– Доча, ты не сиди там, – говорит мне баба, – уже поздно. Видать, они ноне не приедут.
– Они могут приехать и поздно ночью. Им не страшно на машине.
– А может, у них срочная работа, – продолжает размышлять вслух баба.
– Тяжко, ох, тяжко, – добавляет от себя Ласька, – кровь в молоко пошла.
Я очень жду маму и в то же время боюсь ее. Представляю, как она прижмет мою голову к груди, а потом вдруг отпрянет:
– Таня! У тебя вши в волосах!
Я притворюсь удивленной:
– Что ты говоришь? Какие вши?
– Они скачут по твоей голове, как кони! Как ты довела себя до такого?!
– Мама, у меня нет вшей!
– А это что?! – Она вытаскивает из моих волос большую толстую вошку. – Ты что, вообще не расчесываешь волосы?! Не моешь голову? Ну как их могло расплодиться так много?!
– Мама, здесь у всех детей есть вши! Я не виновата. Они перескакивают!
Я очень боюсь маминого приезда. Когда-то она так же отреагировала, обнаружив у меня острицы. Потом я сидела за сараем и выколупывала остриц палочкой из собственных какашек, чтобы убедить маму в их полном отсутствии.
– Не нужно оставлять меня у бабы так надолго! Скоро я буду не только пасти корову, но и доить ее!
Баба гладит Лаську по голове и медленно водит ее по двору. Ласька смирно топает туда-сюда.
– Баба, зачем вы водите ее по двору?! – кричу я от ворот.
– Она хочет погулять. Ты хочешь погулять, правда, Лася?
– Правда, – отвечает Ласька.
У Камайкиной есть молодая красивая дочь Люда, которая когда-то была активным инициатором превращения детской сельской библиотеки в бильярдный клуб. Старая толстая библиотекарша вынуждена была отдать часть книжек в филиал соседнего села, а часть просто раздарить местным детям. Мне тогда перепали «Приключения Электроника» и «Маленькая Баба-яга», поэтому я искренне радовалась появлению бильярдного клуба.
Люда блестяще играла в бильярд, еще она играла на гитаре, и у нее была татуировка на левой руке. Ее парень приезжал к ней из Коломыи на мотоцикле. Осенью должны были сыграть свадьбу. А в конце лета Люда поехала с друзьями в Тлумач и выпрыгнула там с третьего этажа.
– Не подходи, а то я прыгну, – сказала Люда своему пьяному другу, стоя на подоконнике какого-то тамошнего общежития.
Друг не поверил и попробовал подойти.
Люда сломала позвоночник и навсегда осталась прикованной к инвалидному креслу, которое купили за счет сельсовета. Ее парень несколько раз еще приезжал, удостоверился, что Люда на ноги никогда не встанет, и свадьбу по обоюдному согласию отменили. Последнее, что он ей сказал, было: