Лавина чувств
Шрифт:
— В Рашклиффе в последнее время хозяйничало много новых лордов, — сказала она. Ее бледные глаза выражали презрение.
— Не знаю, как вы к этому относитесь, но сейчас хозяин я. И если вы хотите спокойно продолжать здесь жить, не осложняя себе свое существование, то обязаны оказывать мне посильную помощь, — важно произнес Джослин, надеясь, что недовольство их внешним видом не слишком сильно закрепилось в ее сознании.
Выражение ее лица оставалось прежним, но после недолгого молчания, во время которого она то плотно сжимала губы, то громко сопела, женщина решила заговорить:
— Они были с оружием. Говорили на каком-то
— Можете об этом не беспокоиться, — с нетерпением ответил Джослин. — Я прослежу за тем, чтобы вы больше не терпели никаких лишений. Сколько воинов вы видели?
— Я точно не знаю, всего пару раз и взглянула на них. — Она усердно начала считать на пальцах. — Около двух десятков, думаю, но только у половины из них были лошади. Они взяли коня у старшего слуги и кобылу мадам. Они бы отобрали и нашу лошадь, если бы Роб и Вилл не взяли ее сегодня утром. Женщина мрачно посмотрела на горящие постройки. — Это все построил мой отец своими собственными руками на пустом месте. До нас, конечно, дошли слухи о каких-то погромах и пожарах где-то далеко от нас, но мы думали, что это просто пьяная болтовня. Король Генрих ни за что не уступит своим сыновьям, говорили мы. — Ее подбородок затрясся, и она, крепко сжав губы, с горечью посмотрела на Джослина.
— Я отвечаю за власть короля на всех землях Рашклиффа, — твердо сказал Джослин. — Если здесь рыщут банды грабителей, к кому бы они ни примыкали, я сам с ними разберусь, и очень быстро.
— Да, милорд, — ответила женщина, но в ее голосе слышалось недоверие к его словам, если не сказать — ненависть. Внутри у Джослина закипела злость, но он сдержал себя. Местное население происходило от древних скандинавов и имело больше чем нужно причин, чтобы не любить своих нормандских правителей. Сотню лет назад Вильгельм Завоеватель очистил эти районы. Каждого рожденного здесь мужчину старше пятнадцати лет убивали, и каждый дом ровняли с землей. Во время долгих лет люди вокруг Рашклиффа выносили надменное хозяйничанье четырех поколений семьи Монсоррелей, а Раймонд и Джайлс были достойными потомками этого знаменитого рода. Они так же, как и их деды, управляли своими землями с седла боевого коня и убивали каждого, кто вставал у них пути.
— Отправляйтесь в замок, — велел он женщинам. — Спросите леди Линнет и скажите, что вас прислал я. Генри будет сопровождать вас. — Джослин указал рукой на слугу, смотревшего на все происходящее широко раскрытыми глазами.
Старшая женщина долго и пристально его изучала, затем резко кивнула — это было самое большее, что он мог получить от нее в знак одобрения. Она посмотрела мимо слуги, и ее взгляд резко изменился, а беременная женщина вскрикнула, и у нее подкосились ноги.
* * *
Джослин обернулся и
— Приветствую, племянник, — сказал Конан де Гейл, насмешливо отдавая салют рукояткой своего меча. — Мы слышали в Ноттингеме, что земли Рашклиффа теперь твои. — Конан покачал головой, улыбка не сходила с его лица. Он облокотился одним локтем на траву. — Везучий щенок — ты только не обижайся.
Джослин не мог обмануться видом своего дяди, расплывшегося в приветственной улыбке. Его зелено-карие глаза выглядели твердо, и хотя он вынул свой меч в знак доброй воли, у него наверняка еще оставался один нож в сапоге, а другой — в рукаве.
— Мне можно простить то, что я не поверил этому, — ответил он, кивая в сторону дыма, все еще исходившего от сарая. Бык, убитый чуть раньше и разрезанный теперь на куски, жарился на специально для этого разведенном костре. Две крестьянские женщины отошли на почтительное расстояние от них, но Джослин чувствовал на своей спине их взгляды, полные ненависти, поскольку они верили в то, что он сущий дьявол по сравнению с двумя предыдущими хозяевами Рашклиффа.
— Успокойся, Джос, в этом нет моей вины.
— Неужели?
Конан отстегнул нож от ремня и, поднявшись, подошел к костру, пробуя кусочек мяса и проверяя, прожарилось ли оно. Женщины не отрывали от него глаз. Конан поприветствовал их, держа в руке нанизанный на нож шипящий ломоть от их рабочего быка.
— Мы случайно столкнулись с твоим старшим слугой и его семьей на дороге. Я тогда и предположить не мог, что он у тебя на службе. Но ты же сам знаешь, что любому человеку нужны деньги, чтобы есть и одеваться. А если жирный теленок, от которого так и несет хорошей поживой, идет тебе навстречу, он сам напрашивается на то, чтобы его принесли в жертву. К тому же было вполне очевидно, что он в бегах с награбленным добром. — И старый наемник откусил кусок от края почерневшей на огне говядины и усердно начал жевать. — А женщины побежали к сараю, как обезглавленные цыплята, и заперли от нас на засов дверь. Одна из них, должно быть, случайно влезла своим платьем в еще горячий очаг, в котором тлели угли, потому что потом мы увидели дым и поняли, что начался пожар. Огонь свирепствовал с такой силой, что никто из нас не решался подойти поближе и спасти кого-нибудь.
Джослин, сощурив глаза, смотрел на Конана.
— Я видел труп своего старшего слуги, — сказал он с осуждением. — В былые времена вы обычно не уродовали мертвецов.
Конан выплюнул попавший на зуб хрящ.
— Это дело рук Годреда. — Он кивнул в сторону молодого бородатого воина, сидевшего рядом с костром и уныло разгребавшего палкой раскаленные головешки. — Ему никогда не нравились нормандцы, а то, как с нами обошлись в Ноттингеме, не могло не иметь последствий.
— А что вы делали в Ноттингеме? Я думал, вы в Нормандии.
— Мы поплыли туда в начале весны, как раз перед Троицей. Назревали неприятности, и мы думали, что в такие времена нуждаются в людях нашего рода занятий. Мы не сомневались, что нас обязательно наймут. Стали продавать свои услуги там, где только могли их купить... и тоже надеялись найти богатую наследницу. — Он бросил на Джослина насмешливый взгляд. — Нас нанял Роберт Феррерс, великий граф Дербский и лорд Ноттингемский. — Он выплюнул в траву еще один кусочек хряща. — Никогда не служил ему, Джос?