Лавина чувств
Шрифт:
— Посмотри, мама! — прокричал он, протягивая ладонь с ползущей по ней коровкой. Жук поднял свои блестящие надкрылья и стремительно взмыл в небо. — Улетел! — Роберт помчался по траве, прищурив глаза от ярко-голубого неба.
Джослин сделал медленный глубокий вдох и сжал пальцами ремень, подсознательно подражая отцу.
— Иногда, — сказал он, — честь — это такой обет, который трудно сохранить. Да, я подумывал о наследовании Арнсби. Если бы не Мартин, я бы давно отбросил всякие сомнения и стал действовать, чтобы достичь этой цели. — Он как-то болезненно улыбнулся. — А если бы для вас не было так важно носить траур эти три месяца, я бы давно затащил вас в постель.
Линнет
— Дело не в том, что я не люблю вас, просто мне лучше подождать и убедиться в том, что я не беременна от Джайлса, — быстро пробормотала она. — И люди должны увидеть, что вы — представитель наместника, а не какой-то авантюрист, схвативший меня у гроба мужа для того, чтобы быстрее обвенчаться.
Джослин вздохнул.
— Люди всегда будут видеть то, что они хотят увидеть, — сказал он, но отошел в сторону, давая ей пройти по тропинке, ведущей к открытой двери часовни.
Она чувствовала, как его взгляд обжигает ей спину. Вся дрожа, заставила себя не ускорять шаг и не оборачиваться. Она слышала, как Роберт крикнул Джослину, что нашел еще одну божью коровку и Джослин что-то рассеянно ответил. А затем прочные стены часовни заглушили все звуки извне и она оказалась погруженной в спокойствие холодных каменных арок, двумя ярусами поднимающихся к потолку, украшенному высеченными по камню кривыми линиями и ромбами.
Дыхание Линнет стало более медленным, когда она окунулась в это умиротворяющее спокойствие. Стоя на коленях, она перекрестилась, затем поднялась и медленно прошла вдоль стены к могиле Морвенны де Гейл.
Солнце бросало красные, пурпурные и зеленые блики через раскрашенные окна, и пятна света, словно драгоценные алмазы, украшали плечи Линнет и каменный постамент. Она дотронулась до гладких мраморных плит обители Морвенны. В белом, почти прозрачном одеянии лежала здесь каменная возлюбленная Железного Сердца. Каменные руки изваяния застыли в молитве, а рядом находился грудной ребенок, ставший причиной ее смерти. Кто-то недавно положил на нетронутый твердый платок венок из нанизанных на нитку бархатцев, бросавших тень на гладкие белые брови. Ее суровое аристократическое лицо с римским профилем являлось результатом кропотливой работы резчиков по камню. А, как известно, подобные посмертные изображения очень редко напоминают то, что когда-то жило и радовалось в этом мире. Рот тем не менее нес в себе слабый оттенок улыбки, появившейся, возможно, из-за неточного удара мастера по камню — наверное, из-за минутной рассеянности.
В центре часовни, перед алтарем, горели поставленные пирамидой свечи за упокоение души Морвенны. Железное Сердце и Конан стояли на коленях бок о бок у распятия. Священник вот-вот должен был зажечь и большое количество тонких восковых свечей, но пока он еще не появлялся, чтобы не нарушать своим присутствием воцарившуюся тишину. Высокие свечи толщиной с руку стояли в алтаре, как пики, а между ними возвышался византийский крест гранатового и серебристо-золотого цвета — наследие крестовых походов прежних де Роше. Это свидетельствовало о их былом богатстве и могуществе, но не шло ни в какое сравнение с находящейся здесь огромной мраморной могилой.
Бесшумно Линнет присоединилась к молящимся и зажгла свою свечу. Ее губы беззвучно шевелились в молитве. Затем она попросила прощения за свои грехи и стала молить Господа дать ей сил нести свой крест. Когда она поднялась, то заметила, что руки Вильяма
ГЛАВА 18
Сентябрь 1173 года
За окном лил дождь. Погода становилась все мрачнее. Джослин выругался, когда очнулся ото сна, услышав, как вода колотит по ставням. Он стянул с себя баранью шкуру, в которую укутался с вечера, и, вздрогнув, сел. Ночная свеча уже вся догорела и потухла. Ощупывая руками темноту, он нашел сундук, а затем и трутницу, стоявшую наверху. К тому времени он сумел высечь огонь двумя кремнями и зажечь маленькие кусочки строганной древесины, когда появился зевающий Генри, держа в руке шипящий огарок.
— Прошу прощения, милорд. Вы проснулись раньше меня, — извинился он, помогая зажечь новую свечу. — Моя мать уже готовит похлебку для ваших людей, чтобы они могли подкрепиться перед отъездом. Вам тоже не помешает сегодня утром съесть чего-нибудь горяченького.
Джослин нахмурился. Ему уже не раз доводилось переживать такие минуты, когда на дворе стояло отвратительное предрассветное утро и любой здравомыслящий человек должен зарыться с головой в одеяло, впав в непробудную спячку. Даже завернутые в провощенную походную ткань кольчуги, шлемы и оружие уже через несколько часов покроются ржавчиной, а постоянный пронизывающий холод проберет до самых костей. К несчастью, из-за шотландцев, прорвавшихся через границу из-за предательства епископа Даремского и стремительно продвигавшихся к югу, у Джослина не оставалось другого выхода, как выступить им навстречу и сорвать их наступление. Приказ от де Люси получили вчера днем. Там говорилось, что Джослин должен взять своих людей и присоединиться к войскам, что сейчас собирались в Ноттингеме.
Зубы Генри судорожно застучали, когда дождь со всей силы забарабанил по ставням.
— Не могу сказать, что с большой охотой поехал бы с вами, милорд, — сказал он. — Как вы думаете, они доберутся до Дерби?
Джослин накинул на плечи пропитанный воском плащ, а сверху надел еще кожаную пастушескую куртку.
— Если мы немедленно выступим, то вряд ли. Но граф Лестерский собирает войска для вторжения на той стороне пролива. Будет неприятно, если он нанесет свой удар одновременно с шотландцами. Вот поэтому де Люси и приказал двигаться как можно быстрее.
— Буду молиться за ваше здоровье и победу, милорд, — горячо сказал Генри, перекрестившись.
Когда Джослин вышел в гостиную, его воины и люди Конана толпились вокруг камина, потягивая из горшков похлебку, затягивали ремни, зевали и почесывались. Джослин не был особенно голоден, но понимал, что должен чего-нибудь съесть, чтобы перенести в седле долгий сырой день, и подошел к Уинифред за своей порцией.
— Да пошлет вам Господь удачу, милорд, — сказала она, подавая ему чашку, над которой клубился пар. Ее темные глаза задержались на нем, пока он не сделал первый глоток, чтобы увериться, что все очень вкусно. Майлс называл ее каргой у котла, но только потому, что она очень ревностно охраняла его содержимое и не позволяла ему снять пробу, когда заблагорассудится.
Джослин прошелся через толпу, обронив то там, то здесь короткие фразы. Конан наблюдал за ним со стороны, скрывая в своей седеющей бороде улыбку.
— Кажется, прошло не так много времени, с тех пор как я сам отдавал тебе приказы, — заметил он.
— Уже больше пяти лет, — резко ответил Джослин.
Конан, словно защищаясь от удара, поднял правую руку.
— Ну вот, ты платишь мне тем же. До тех пор, пока твоя голова не распухнет настолько, что ты не сможешь натянуть на себя рубаху, я не стану вмешиваться.