Лавина (сборник)
Шрифт:
— Завтра.
— Что же ты молчал?
— А что тут такого? Лягу, выйду… Андрей лежал — и ничего. Даже интересно.
— Андрею все интересно…
Месяцев расстроился. Запереть мальчика в сумасшедший дом…
Помолчали. Алик ждал. Месяцев чувствовал, что он ему мешает.
— А я соскучился, — вдруг пожаловался отец.
— Ага, — сказал сын. — Пока.
Месяцев положил трубку.
Он вдруг вспомнил, как его сын Алик осквернял праздничные столы. Когда стол был накрыт и ждал гостей, Алик входил и поедал украшения, выковыривал цукаты из торта.
«Отдать бы его в Армию, — подумал Месяцев, — там бы ему вставили мозги на место. Его мало били. Пусть государство откорректирует»…
Месяцев ощущал смешанное чувство ненависти, беспомощности и боли. И сквозь этот металлолом особенно незащищенно тянулся росток, вернее — ствол его любви. Как будто содрали кожу и ствол голый.
— Кто там? — спросил Андрей.
— Предок…
Алик вернулся к Андрею. Андрей уже приготовил все, что надо.
Алик не умел сам себе вколоть. Не мог найти вену.
— Привыкнешь… — пообещал Андрей.
Андрей помог Алику. И себе тоже вколол. Сгиб его руки был весь в точках.
Они откинулись на диван и стали ждать.
— Ну как? — спросил Андрей.
— Потолок побежал, — сказал Алик.
Потолок бежал быстрей, мерцая белизной.
Приближалось нужное состояние.
Поговорив с сыном, Месяцев решил дозвониться жене на работу.
Номер был занят. Жена с кем-то разговаривала. Она любила трепаться по телефону и буквально купалась в своем голосовом журчанье. Как бывший президент Горбачев.
Месяцев хотел набрать еще раз, но возле телефона стояла женщина и ждала. Ее лицо буквально переливалось от нетерпения. Месяцев не любил заставлять ждать, причинять собой неудобства. И еще не любил, когда кто-то дышит в спину. Он вышел из кабины, уступая место. Сел на стул, продолжая думать о Горбачеве. Вообще он был благодарен бывшему президенту. Именно Горбачев, и никто другой, дал ему весь мир, возможность путешествовать и не думать о деньгах. Запад торопливо скупал таланты, которые не нужны были в России. Россия лихорадочно становилась на новые рельсы. Ей не до Шопена.
Друзья-музыканты завидовали Месяцеву. А зависть — чувство не безобидное. Жена тщательно скрывала поездки. Она боялась, что вернутся красные и отведут мужа в тюрьму. Месяцев с женой родились в последний год войны, застали Сталина. Совок крепко и надежно сидел в них, как спинной мозг в позвоночнике.
Месяцев испытывал к бывшему президенту теплые чувства, однако, когда в последний раз слушал интервью с ним, его речевое кружение, понял, что время Горбачева ушло безвозвратно. На то, что можно сказать за четыре секунды, бывший президент тратил полчаса. Привычка коммуниста: говорить много и ничего не сказать. Как в дурном сне.
Женщина, которую он пропустил, высунулась из кабины и спросила:
— Вы не дадите мне жетон? В долг? У меня прервалось…
У Месяцева был всего
Месяцев протянул жетон.
Оставаться было бессмысленно. Месяцев отошел от автомата. Направился в кинозал.
Перед кинозалом продавали билеты. Деньги принимал довольно интеллигентный мужчина инженерского вида. Видимо, он искал себя в новых условиях и пошел продавать билеты.
— У вас нет жетонов для автомата? — спросил Месяцев.
— Все забрали, — виновато улыбнулся продавец. — Вот посмотрите…
Это «посмотрите» и виноватая улыбка еще раз убедили Месяцева в несоответствии человека и его места. Стало немножко грустно.
Он купил билет в кино.
Шел американский боевик. Гангстеры и полицейские вели разборки, убивали друг друга равнодушно и виртуозно. Стрельнул, убил и пошел себе по своим делам. Жизнь ничего не стоит.
«Неужели и русские к этому придут? — с ужасом думал Месяцев. — Неужели демократия и преступность — два конца одной палки? Если личность свободна, она свободна для всего…»
Фильм кончился благополучно для главного героя. Американский хеппи-энд. В отличие от русского мазохизма. Русские обязательно должны уконтропупить своего героя, а потом над ним рыдать. Очищение через слезы.
Месяцев вышел из кинозала и увидел женщину.
— Я забрала у вас последний жетон? — виновато спросила она.
— Ничего страшного, — великодушно отреагировал Месяцев.
— Нет-нет, — отказалась она от великодушия. — Я не успокоюсь. Может быть, в буфете есть жетоны?
Они спустились в буфет, но он оказался закрыт.
— Здесь рядом есть торговая палатка, — вспомнила женщина. — Они торгуют до часа ночи.
— Да ладно, — отмахнулся Месяцев. — Это не срочно.
— Нет, зачем же? — Она независимо посмотрела на Месяцева.
У нее были большие накрашенные глаза и большой накрашенный рот. Краска положена в пять слоев.
«Интересно, — подумал Месяцев, — как она целуется? Вытирает губы или прямо…»
Женщина повернулась и пошла к гардеробу. Месяцев покорно двинулся следом. Они взяли в гардеробе верхнюю одежду. Месяцев с удивлением заметил, что на ней была черная норковая шуба — точно такая же, как у жены. Тот же мех. Та же модель. Может быть, даже куплена в одном магазине. Но на женщине шуба сидела иначе, чем на жене. Женщина и шуба были созданы друг для друга. Она была молодая, лет тридцати, высокая, тянула на «вамп». Вамп — не его тип. Ему нравились интеллигентные тихие девочки, из хороших семей. И если бы Месяцеву пришла охота влюбиться, он выбрал бы именно такую, без косметики, с чисто вымытым, даже шелушащимся лицом. Такие не лезут. Они покорно ждут. А «вампы» проявляют инициативу, напористы и агрессивны. Вот куда она его ведет? И зачем он за ней следует? Но впереди три пустых часа, таких же, как вчера и позавчера. Пусть будет что-то еще. В конце концов, всегда можно остановиться, сказать себе: стоп!