Лавка колониальных товаров
Шрифт:
Первой не выдержала самая мелкая и непосредственная семилетняя Майя.
— Дядя Александрос, а что это у тебя?
Девчонка отчаянно шепелявила, и понять ее было трудно, но Бобров все-таки решил, что понял правильно.
— Это чай, — он показал на кружку, — а это сахар. Он сладкий. Бери, пробуй.
Майя с опаской взяла белый кубик и лизнула. Секунду она прислушива-лась к ощущениям, а потом мордашка ее расплылась в широкой улыбке, она хрупнула сразу половину кубика и усиленно захрустела. Остальные дети загалдели и тоже потянулись к сахару. Мать прикрикнула на них, но
— Да пусть их.
Весь сахар растащили в момент. И всем он понравился. Даже Элине и Никитосу. Последний правда поинтересовался, сколько это может стоить и, услышав, что десяток за драхму, чуть не подавился. А вот чай не понравился никому. Бобров не удивился, к чаю надо привыкать, и привыкать долго. Русь вон привыкала кабы не больше столетия.
Серега, хлебнув за обедом неразбавленного вина, явно лучшего чем у Агафона, значительно повеселел. Он как-то не обратил внимания, что домочадцы смотрели на него с жалостью. Бобров не стал указывать ему на это за столом, но наедине пообещал объяснить разницу. Но тут как раз раздался стук в калитку, и пришлось беседу отложить.
Петрос помчался открывать. Оказывается, явился столяр. Тот самый, который занимался отделкой лавки. Следом за ним помощники, или рабы, кто их там разберет, стали втаскивать длинные доски. Серега, в темпе выхлебав вино, побежал контролировать. А вот девчонки стали помогать матери убирать со стола. Бобров не спеша допил чай и спросил:
— Элина, тебе кухарка нужна?
Женщина остановилась и поставила обратно на стол большое блюдо из-под рыбы.
— Нужна, — ответила она, впрочем, без большого энтузиазма. = Хорошо бы еще женщину, чтобы убирала дом.
— Ну да, — добавил Бобров. — И привратника. Где же им жить-то? — потом добавил. — Ну, положим, для привратника место есть. А вот… а-а сделаем что-нибудь.
Женщина терпеливо ждала.
— Вот что, Элина, я в этих делах не очень разбираюсь. Придется тебе со мной сходить. Как там с вашими обычаями? Тебе можно?
Женщина махнула рукой и улыбнулась.
— Мне пока можно. Никто ведь не знает, что я теперь жена богатого человека. Меня все знают как почти нищенку.
— Ой, да ладно. Нищенка она, — беззаботно сказал Бобров, и они улыбну-лись друг другу.
Элина действительно за те несколько дней, что жила в новом доме значи-тельно переменилась в лучшую сторону. Стала словно выше, стройнее и даже лицо разгладилось. Теперь женщине нельзя было дать больше тридцати лет, как, собственно, и было.
— Пойдем-ка, — таинственно сказал Бобров. — Пусть мужики, там пока раз-бираются.
Заинтригованная женщина пошла за ним в таблинум. Она совершенно не боялась. Ну вот такой был Бобров — никто его не боялся.
А между тем, Бобров полез под прикрывающую кучу товара ткань и из-влек кусок шелка.
— Это тебе, — сказал он грубовато. — А то, небось, и выйти не в чем. Ах, да, еще вот, — он достал набор иголок и несколько катушек с нитками. — Это тоже.
— Ой! — сказала Элина совсем не по-древнегречески. — А если Никитос узнает?
— Я ему объясню, — пообещал Бобров.
Пока Бобров занимался охмурением хозяйки, столяр с помощниками развернули в
А тут появился довольный Бобров и сказал Сереге по-русски:
— Завтра мы с тобой, друг Серега, станем рабовладельцами.
— Да ладно, — не поверил Серега.
— А вот увидишь. Завтра мы идем с Элиной за кухаркой, горничной и привратником.
— А денег хватит? — засомневался Серега. — У нас вроде чуть больше чем двести драхм.
— Завтра мы раскрутим Агафона, — уверенно сказал Бобров. — У нас есть то, от чего он не сможет отказаться — сахар.
— Ты что? — испугался Серега. — Хочешь ему весь наш сахар сплавить?
— Что я, с телеги упал? — возмутился Бобров. — Конечно, нет. Я собираюсь ему втюхать только песок. Четыре килограмма потянут на цену двух рабов, как думаешь?
— Я уже ничего не понимаю, — признался Серега. — Какая-то наизнанку вывернутая получается у нас торговля.
— Привыкай, — немного покровительственно произнес Бобров, который еще сам полностью не въехал в тонкости, но старался этого не показывать.
Явившийся каменщик осмотрел поле деятельности, выслушал пожелания, уточнил размеры и отбыл. Второй раз он пришел через несколько часов, с натугой таща за собой небольшую тележку, на которой лежал длинный плоский камень. Сзади тележку подпирал мальчишка лет десяти. Немного отдохнув, каменщик взялся задело, и инструментом, похожим на длинное зубило стал выбивать в стене щель, очень похожую по конфигурации на привезенный камень.
В мягком известняке, из которого была сложена стена, щель была выбита довольно быстро. Пыли только вокруг было предостаточно. Каменщик, тот вообще походил на статую, которая при этом шевелится.
А вот вставлять камень на место пришлось всем мужчинам. Ну кроме Никитоса. Ему просто места не нашлось. Серега с Бобровым по краям и каменщик посередине по команде подняли камень и вдвинули его в выбитую щель. Камень вошел в нее словно нож в ножны.
Уже стало темнеть. Поэтому каменщик собрался, пообещав закончить завтра, и удалился со своей тележкой.
Ужин был, собственно, повторением обеда, только вместо рыбы наличествовала каша из непонятных злаков и что-то вроде салата с добавлением вездесущего оливкового масла. Правда, не сказать, что Боброву масло не нравилось. К его чаепитию народ уже отнесся как к делу привычному, а Никитос, как глава семьи, даже решился попробовать, и ожидаемо ему не понравилось, хотя конечно вида он не показал.
Ночевать Бобров с Серегой отправились к Агафону, потому что столяр по мебели пока не появлялся. Серега тащил с собой четыре килограмма сахара, которые Бобров рассчитывал впарить несчастному владельцу трактира. Владелец о намерении Боброва пока не подозревал и чувствовал себя прекрасно.