Лавка колониальных товаров
Шрифт:
Серега моментально отошел на задний план, уступив место профессионалу. Бобров мурыжил мастера довольно долго. Тот никак не мог въехать, на кой хрен клиенту нужен был колодец посреди лодки и для чего необходимо укреплять и без того крепкий киль. Слава Богу, что замена подгнивших досок вопросов не вызвала. А вот весло Боброву пришлось рисовать, потому что местные весла его никак не устраивали. Мастер назвал срок и цену. После нескольких минут торговли и срок, и цена были снижены и стороны разошлись.
Пока шли к дому, Бобров все прохаживался по поводу местных мастеров и обещал показать им, как надо работать
Искар опять торчал снаружи с метлой, потому что столяр ставил деревянное обрамление на окно, которое теперь служило заодно и витриной. А стружки и опилки, как следы деятельности необходимо было убирать.
— Правильный раб, — похвалил Серега.
Внутри лавки уже все было готово к приему товара: прилавок, полки, даже ящички — все тщательно выглажено и покрыто каким-то местным лаком, который знакомо пах, но Бобров так и не смог вспомнить, чем именно. Внутри суетился Никитос, лишний раз все протирая и разглаживая.
Ну что, товарищ Никитос, — сказал Бобров. — Пойдем, что ли получать товар? Или желаешь до послезавтра подождать, покуда затворы готовы не будут?
— Сейчас, — ответил Никитос, едва ли не трепеща от волнения. — Потом ведь можно и обратно отнести на ночь. Или я останусь здесь ночевать.
— Логично, — согласился Бобров.
Серега с Никитосом принялись таскать изтаблинума товары и раскладывать их по полкам, стараясь, товары, относящиеся к продовольственной группе поместить на левую сторону стеллажа, а все остальное — на правую. Бобров даже предложил слева повесить табличку «продтовары», а справа «промтовары». Никитос каждую новую вещь встречал с восторгом и не переставал восхищаться, пока тащил ее до стеллажа и размещал там. Потом шел за следующей и процесс повторялся.
— Слушай, какой-то смешторг пополам с сельпо, получается, — сказал Серега. — Не хватает только хомутов, колесной мази, соли и спичек.
— Ну, соль тут своя, — вполне серьезно ответил Бобров. — А вот насчет хомутов и прочего, мысль вполне здравая. Ты в курсе, что хомутов здесь не знали? Вот то-то.
Сам Бобров, вооружившись острым ножом, что-то старательно вырезал на склеенных листах бумаги. Серега с интересом поглядывал, но что он там вырезает, понять было трудно. Никитос же, размещая на полках рулоны тканей, ворковал что-то на древнегреческом, как над детьми. Боброву вдруг стало смешно, и он едва не загубил свой труд, заехав ножом не туда куда надо.
— Шеф, что ты там все пилишь? — не выдержал Серега, подходя.
— Реклама, — поучительно заметил Бобров. — Не только двигатель торговли, но и средство массовой информации.
— Это ты мощно задвинул, — согласился Серега. — А если ближе к тексту.
— Вывеска, — горделиво сказал Бобров. — Заметь, на чистом греческом. Пойдем, вывесим.
— Это как? — изумился Серега. — Вот эту твою красиво вырезанную снежинку?
— Это трафарет, дитя древнего мира, — сказал Бобров, доставая откуда-то кусочек поролона и баночку с краской. — Идем.
Через пятнадцать минут над большим окном, которое заодно и витрина, красной краской большими буквами было написано «Лавка колониальных товаров».
— А почему
— Потому что, — терпеливо объяснил Бобров, — Ну нравится мне такое название. Имею я в конце-то концов право назвать лавку как мне нравится.
— Ты успокойся, — сказал Серега. — Ну нравится и ладно. Я ж не возражаю. Просто спросил. Потому как, хрен его знает, может там какой глубокий смысл.
— Может и смысл появится когда-нибудь, — не стал спорить Бобров. — Только ведь все равно «колониальных».
— Нуда, — удивился Серега.
— А теперь пошли еще порисуем пока краска есть.
— Для чего это?
— Увидишь.
Бобров дошел до конца квартала и приложил к стене свой трафарет. Под получившейся надписью он нарисовал жирную стрелку, направленную в сторону лавки.
— Вот. А теперь то же самое с другой стороны.
Когда они подошли обратно к окну, Бобров чуть не всплакнул от ностальгической картины. В проеме чуть выше, чем по пояс был виден стоящий Никитос. Его бородатая физиономия была серьезной донельзя, руки лежали на прилавке, под правой рукой разместились самые настоящие счеты. Это ретро Юрка то ли выменял, то ли просто украл. Место он, естественно, не назвал. Так вот, Боброву пришлось дать Никитосу по этому поводу несколько уроков и тот, усвоив тонкости, теперь со счетами не расставался. Аза спиной продавца в хитоне тянулись длинные полки с товаром. И чего только на этих полках не было. Будь Бобров древним греком, у него глаза бы не разбежались, а разъехались.
По правую руку Никитоса, а значит слева от потенциального покупателя, в трогательном единении размещались чай и сахар. И то и другое местному обывателю было незнакомо и, следовательно, нуждалось в рекламе. Тут же находились маленькие аккуратные мешочки со специями, каждый из которых имел соответствующую надпись, куча всяких сладостей, освобожденных от родной упаковки, могущей вызвать ненужные вопросы, и распределенные по специальным ящичкам. Прямо за спиной Никитоса располагались образцы тканей в количестве целых двенадцати штук, и Никитос иногда отходил в сторону, чтобы их было лучше видно. Ну а справа находилось то, из-за чего, собственно, Серега и назвал магазин «смешторгом», там без всякой видимой системы были свалены оружие в виде складных и нескладных ножей, свечи, гвозди, металлическая посуда, зеркала, и прочая мелочь, завезенная «на всякий случай», потому что спрос еще надо было изучать. Отдельно были разложены канцелярские товары.
Вобщем лавка предоставляла покупателю довольно пестрый набор нигде не виданных диковинок за вполне приличную цену. Кстати, и определить цены предполагалось во время торговли и уже потом сделать их фиксированными.
Дом словно затаился. Один Никитос маячил в проеме, чувствуя себя вы-ставленным на всеобщее обозрение. Он прекрасно сознавал, что сейчас все болеют и за него, и за саму торговлю невиданным товаром, и за перспективы, которые она открывает, да и за будущую жизнь тоже.
Первый покупатель объявился примерно через полчаса. До этого проходящий по улице народ в немалом числе просто таращился удивленно на саму лавку в невиданном доселе виде, мало обращая внимания на сам товар. А этот целеустремленно направился к окну и Никитос напрягся, ожидая и хорошего и плохого одновременно.