Лавка колониальных товаров

Барышев Александр Владимирович

— Пока все сходится, — сказал ехидный Смелков.

Серега окинул его уничтожающим взглядом.

— Юрка, прекрати, — сказал Бобров. — Слушай, пригодится. Продолжай, Серега.

— Через сто с небольшим лет после основания территория Херсонеса уже занимала все пространство полуострова, лежащего между Карантинной и Пе-сочной бухтами.

Серега прервался и посмотрел на Боброва.

— Слышь, шеф, значит, мы видели город не раньше четырехсотого года до нашей эры.

Бобров медленно кивнул.

— Чего там у тебя дальше?

— Все годы существования государства херсонеситам приходилось вести войны. А, нет, вот еще. В четвертом веке до новой эры Херсонес

выпускает серии своих серебряных монет. Значит, у насесть еще одна зацепка, если конечно там будут монеты. Трехсотый год до новой эры, или чуть раньше. Потому что там написано, что монеты чеканились на рубеже веков. А вот тут я попытался эту монету изобразить. Ну извини — не художник.

— Юрик, — позвал Бобров. — Ну-ка глянь. Ты как, будущий купец, просто обязан знать такие вещи. Давай, Серега, что у тебя еще?

— Я про войны начал. Так вот, во втором веке до нашей эры Херсонес вел длительную войну со скифами. Была утрачена Керкинитида, разрушен Калос-Лимен, — Серега оторвался от конспекта и пояснил. — Керкинитида это Евпатория, а Калос-Лимен или Прекрасная Гавань — Черноморское.

— Второй век, — задумчиво сказал Бобров. — Вот и еще одна засечка. Будем считать год этак сто пятидесятый до новой эры — война со скифами.

— Ага. По поводу войны. В результате боевых действий херсонеситы едва не продули свой город и вынуждены были обратиться к понтийскому царю Митридату VI Евпатору. Тот кочевряжиться не стал и прислал своего бригадира Диофанта. Ну а Диофант присоединил к своему войску херсонесских воинов и раскатал скифов в тонкий блин. И все три его компании пришлись на сто десятый — сто седьмой годы до новой эры. Таким образом, мы имеем еще одну временную засечку с вполне конкретной привязкой во времени. Так, тут неинтересно, тут тоже. Ага, вот. В шестьдесят третьем году до новой эры Херсонес был захвачен сыном Митридата Фарнаком, который был признан другом Рима. Следовательно, Херсонес косвенно попал в зависимость от Рима. Ну и дальше пошло. Херсонес то признавался независимым, то опять попадал в состав Боспорского царства. Вобщем у меня тут много чего записано. Но для нас главное — определиться со временем, в которое мы попадаем. Как только определимся со временем, так сразу станут ясны все расклады, которые в том времени существовали.

— Хорошо, — сказал Бобров. — Этапы большого пути более-менее понятны. Только все равно, без первого визита, который хоть немного прояснит время действия, дальше никуда. Язык надо учить, вот что. Хотя бы такой. Все равно иностранцами будем. Кем бы прикинуться? Индусом что ли. Серега еще сойдет. А я? Придется побыть каким-нибудь северным варваром. Вобщем, диспозиция на завтра такая: с утра идем снимать сети и, если улова не будет, сразу проверяем ловушку. Нам надо обязательно завтра выкупить это чертово бревно и хоть что-то наскрести на жизнь. Да и дизтопливо покупать надо.

— Шеф, — осторожно сказал Серега. — Может к траулеру подойдем, когда он трал выбирать будет, да и прикупим хоть кильки?

— Прикупим, — саркастически отозвался Бобров. — На что прикупим? Если мы завтра пустыми придем, нам даже соляр купить не на что будет. А ты — кильку. Ладно, Вован, готовь к утру пароход. Хотя, что там готовить.

… Утром вышли чуть свет. Как Вован договорился с пограничниками, что им пообещал, осталось его тайной. Но светало уже вовсю, и бот гордо шел на выход из бухты на своих полных семи узлах. Идти было недалеко, но с такой скоростью путь занимал около часа. Хорошо еще, что ветер был не встречный и движение не тормозил.

На траверзе мыса волна была уже приличная

и бот ощутимо валяло. Это было еще терпимо, но вот найти среди волн маленький белый поплавок, обо-значающий конец сети было задачей трудноразрешимой. Наконец поплавок увидел самый слепой член команды. Как так вышло, думать было некогда. Юрка получил устную благодарность, хотя явно рассчитывал на большее.

Поплавок подцепили отпорным крюком, выбрали якорь, на котором стояла сеть, перевели саму сеть на кормовой рол и Вован повел бот самым малым ходом кормой вперед. Два человека на корме тянули сеть за подборы, а Бобров взял на себя функцию выборки улова.

Первые двадцать метров дали только несколько пучков водорослей и Смел ков мрачно продекламировал:

— Пришел невод с травой морскою.

Бобров не успел дать ему гневную отповедь. Серега, смотревший за корму, крикнул:

— Есть!

Через рол перевалилась крупная камбала и попала прямо в руки Боброва.

— С почином, — сказал он сам себе, выпутал рыбу из сети и переправил ее в ящик.

Следом за камбалой буквально тут же проследовала морская лисица.

— Не выбрасывай! — успел крикнуть Вован из рубки и Бобров аккуратно переправил лисицу в другой ящик.

Когда бот, выбрав сети, отправился обратно, в его трюме в трех ящиках, чтобы выглядело более изрядным, тяжело ворочались шесть камбал, три лисицы и целых восемь катранов, самый крупный из которых росточком был поболее метра. Волна с севера выросла и бот, шедший к ней лагом, валяло немилосердно. По каюте с грохотом перекатывалась вылезшая некстати пустая бутылка. Экипаж на палубе хватался за леера и бурно радовался. Вовану все это надоело и он повел свое судно вразрез волне, удаляясь от берега, чтобы потом, развернувшись, войти в бухту уже с попутной. Как только он вошел под прикрытие мысов, волну как отрезало, хотя на самих мысах прибой отрывался как настоящий.

Все десять минут, пока судно тащилось до стоянки, по слегка сморщенной поверхности воды, экипаж наслаждался тишиной и покоем. Мокрый от брызг Бобров встряхнулся по-собачьи и полез в трюм.

— Вован! — крикнул он оттуда. — На что бревно менять будем?

— Облезет он, за бревно камбалу отдавать, — ответил Вован, глуша двига-тель. — Крепите, крепите! — крикнул он Сереге и Юрке, — И сразу отвязывайте ялик. Пойдем ловушку выбирать. Вот с нее и отдадим, — сказал он уже Боброву.

Бобров позвал пацанов, удящих рыбу с причала, усадил их на палубу и наказал, чтоб бдели, а сам спрыгнул в ялик и отправился добывать оплату за осколок кораблекрушения. С ловушкой им повезло больше чем с сетями — полтора ведра отборной ставридки. Несколько подвернувшихся под горячую руку зеленух были отправлены обратно в родную стихию. Ловушку вернули на место, предварительно убедившись, что никто не подсматривает.

Вован лично отобрал рыбу и, взяв с собой Серегу, отправился за бревном. Серега вернулся буквально через пять минут, молча сложил в полиэтиленовый пакет еще десяток ставридок и, прихватив с собой Смелкова, опять удалился. Еще через пять минут они вернулись, неся на плечах бревно, а следом шел Вован и грязно ругался. Ругался он попросту, без вычурных словосочетаний. Чувствовалось, что человека задело не на шутку.

— Ладно, Вован, не жалей ты ту рыбу, — сказал Бобров.

Однако Вован разорялся еще минут пять, каждую минуту повторяясь как заезженная пластинка. Наконец он выдохся и взялся за бревно. Злость у него видно еще не прошла, потому что обычное бревно буквально за полчаса превратилось в обломок натуральной мачты, да такой, что даже Бобров был слегка огорошен.