Лазарит
Шрифт:
Ричард к этому времени до того устал, что лишь безмолвно взирал на спорящих вельмож. Те яростно сыпали доводами и угрозами, готовые вцепиться друг в друга, а Гвидо де Лузиньян и Конрад Монферратский даже схватились врукопашную, осыпая друг друга ударами, и пришлось кликнуть стражу, чтобы разнять воинственных претендентов на престол. Епископ Бове, папский легат Умбальдо и епископ Солсбери заставили драчунов примириться и просить друг у друга прощения, что, в конце концов, и было сделано.
В другое время эта возня позабавила бы Ричарда, но сейчас он полулежал в кресле, тусклым взглядом следя за происходящим. К королю
— Ричард, что с вами? — негромко спросил он, и в его голосе прозвучала тревога. — Я не узнаю вас. Вы, вопреки обыкновению, спокойны… или без сил? Что происходит?
— Я и сам себя не узнаю, — пересохшими губами вымолвил Ричард.
Язык его распух и едва ворочался во рту, когда он попросил подать ему еще воды. Сабле протянул ему свой кубок с вином. Сладкое и густое, оно не могло погасить жажду, но придало сил английскому королю. Ричард, немного придя в себя, поднялся, чтобы огласить то, что успел сказать ему перед кончиной патриарх Ираклий.
— Высокородные сеньоры! — он снова воздел руку. — У меня есть еще одно предложение, которое я советую вам обдумать.
— Опять вы, ваше величество, намерены навязать нам свою волю! — выкрикнул Леопольд Австрийский, но тотчас умолк, когда Плантагенет повернулся к нему: облитое потом лицо короля пылало, серые глаза грозно сверкали.
— Господа, я призываю вас признать права короля Гвидо, истинного помазанника Божьего, на трон Иерусалима до конца его дней. Но наследником Гвидо де Лузиньяна я предлагаю признать героя осады Тира маркиза Конрада Монферратского, супруга Изабеллы Иерусалимской!
В шатре воцарилась тишина. Это был компромисс, который многих бы устроил. Гвидо сохранял корону, но Иерусалимский трон со временем переходил к Конраду.
Гвидо молчал. Наконец он снял шлем и отвел со лба влажные волосы.
— Я согласен, — проговорил он.
Конрад — хмурый, всклокоченный, с темным от злости лицом — сплюнул на драгоценный персидский ковер кровь с разбитой губы.
— Я обещал Изабелле возродить королевство ее предков, — мрачно заявил он. — Но с какой стати я стану возрождать его для Гвидо? А вдруг я, упаси Господь, умру раньше его? Или умрет моя супруга, которая сейчас носит во чреве моего наследника? Разве это редкость — смерть в родах?
Но тут не сдержался даже Филипп.
— Слишком много «если», любезный маркиз! Вы говорите, как схоласт, гадающий, сколько ангелов может разместиться на острие иглы. Вам предлагают наследство вашей жены, а вы вновь пытаетесь посеять раздор. Если на то будет Божья воля, в некий день ваше чело увенчает корона Иерусалимского королевства!
— Аминь, — угрюмо ответил маркиз, осознав, что иного выхода у него нет.
Филипп поднялся и, улыбаясь, приблизился к Плантагенету.
— Надо же — какое тонкое решение вы измыслили, Ричард! Должно быть, кто-нибудь подсказал вам его?
«Тот, от кого я подхватил проклятую хворь», — хотел ответить Ричард, но сейчас у него не было сил даже на то, чтобы глубоко вздохнуть. Схватившись за украшенный самоцветами ворот туники, он рванул его, и скрепляющие ткань рубиновые застежки посыпались на ковер. Король Англии внезапно покачнулся в кресле — и начал падать лицом вперед.
Филипп успел подхватить
— Да помогите же мне, в конце концов! — воскликнул он, обращаясь к присутствующим, многие из которых испуганно пятились. — Что вы смотрите? Мне не удержать его — он огромный, и от него пышет жаром, словно от печи…
— Оставьте его, государь! — выкрикнул кто-то. — Это арнольдия, вы можете заразиться!
ГЛАВА 16
Мартин взглянул на тонкий лунный серпик, к которому приближалась длинное волнистое облако. Света было достаточно, чтобы разглядеть, где из полуразрушенной крестоносцами башни выступает деревянная балка, но недостаточно, чтобы кто-нибудь мог заметить его, когда он начнет взбираться на стену.
— Может, все-таки еще раз попробуешь проникнуть в город вплавь? — шепотом спросил Эйрик, протягивая приятелю мешок, в котором лежало все необходимое для того, чтобы вскарабкаться по стене: веревки с острыми крючьями, пара тонких, но прочных кинжалов, удобные перчатки из мягкой кожи.
— Из этого все равно ничего не выйдет, — ответил Мартин, пристраивая на спине мешок со снаряжением. — Я пробовал уже дважды. Прибрежная часть города обнесена стеной, и прибой там выше, чем где-либо, но даже если бы мне удалось попасть прямиком в гавань, выбраться на берег незамеченным все равно не получится. И не только потому, что там постоянно болтаются стражники. В Акре уже ощущается нехватка продовольствия, и горожане круглые сутки торчат на молу с удочками в надежде на хоть какой-нибудь улов. Любой из них может сообщить охране о появлении подозрительного пловца. Едва ли мне удастся убедить начальника караула, что я двоюродный племянник той самой Сарры, из-за которой мы здесь и оказались…
— Но эта стена… — Эйрик задрал голову, чтобы получше разглядеть темную громаду, возвышавшуюся над ними.
Мартин шепнул:
— Старина, на самом деле нам просто повезло, что крестоносцы повредили именно эту часть укреплений у Легатских ворот. Я бы и шагу не ступил, если бы это произошло у Проклятой башни. Надо быть невидимкой, чтобы миновать тамошнее широкое предполье на глазах у крестоносцев и сарацин одновременно. — Он кивнул в сторону, где на Проклятой башне пылал огромный факел, освещавший окрестности, словно маяк. — А здесь, как видишь, темно и тихо.
Сейчас они находились с внешней стороны юго-восточной стены крепости. Поодаль смутно виднелись шатры лагеря рыцарей Гвидо де Лузиньяна — именно оттуда сегодня велся обстрел. В эту глухую ночную пору там было спокойно — лишь стража, негромко переговариваясь, несла службу у осадных орудий. Зато на стене неподалеку от ворот кипела работа — защитники Акры, пользуясь затишьем, спешно латали проломы и осыпи, образовавшиеся от ударов каменных ядер.
Подобные разрушения имелись уже на многих участках городской стены. Возможно, именно это и подтолкнуло короля Филиппа предпринять очередной штурм. Однако Ричард Львиное Сердце был поражен тяжким недугом и беспомощен, и Саладин использовал привычную тактику: бросил мамелюков на лагерь в точности тогда, когда пехотинцы Филиппа уже карабкались на стену. В итоге штурм, начавшийся вполне удачно, превратился в череду оборонительных схваток с легкой кавалерией сарацин, а прорвавшиеся к стене крестоносцы остались без прикрытия, и атака захлебнулась.