Льдом и мечом

Фомин Олег Геннадьевич

Позади из воды бьет огромное щупальце. Тиморис чуть не падает, дракона отбрасывает вперед, пошатывает, Эгорд оборачивается. Серая сморщенная кожа, пленка слизи мерцает на солнце, шевелятся белые присоски… Щупальце уже высотой с башню… Нет, с крепость, со скалу… Еще выше! Продолжает расти… Гигантская колонна извивается, начинает падать на беглецов.

— Милита!

— Вижу.

Дракона накрывает тень, Милита резко уводит ящера в сторону и вверх, великанский мясной меч проносится рядом, Эгорд ощущает холодное касание даже через

воздух, оно несет в себе нечто пугающее и восхитительное, словно поговорил с древней силой, что сотворила мир сотни тысяч лет назад.

Щупальце разрубает океан, два цунами уносятся в разные стороны, край одного проскальзывает по брюху дракона.

— Мать бесова! — орет Тиморис. — Что за гадина?! Я чуть штаны не обос… обесславил!

— У спрутов брачный сезон. — Эгорд смотрит на протяжную полосу пены, водная масса пытается обрести равновесие. — Они сейчас близ поверхности, через месяц вернутся на дно.

Давит глухой вой. Тихий, но уши заткнуть хочется.

— Хотел добыть подарок для самки, — объясняет Эгорд.

— Так и знал, что все беды от баб, — ворчит Тиморис.

— Баба только что спасла от смерти, — насмешливо замечает Милита.

— Ага, сама же туда и завела!

— Зато с едой.

Рыбы по-прежнему копошатся в пасти дракона. В черепе много лазеек, по всем законам добыче положено вываливаться, но лиловая пелена держит.

Спустя полчаса впереди наперебой кричат птицы.

— Глядите. — Эгорд указывает на стайку белых, плоских, как сабли, птиц с красными клювами. — Чайки. Значит, неподалеку рифы.

Птицы пронзают воду, шипучие брызги вызывающе громкие, никого не боятся, выныривают как стрелы, тоненькие клювы стискивают жирных рыбин прочно.

Тиморис осторожно спрашивает:

— Разве они не боятся… этого… — машет руками, изображая щупальца.

— Слишком мелкие, спруты на таких не охотятся, — отвечает Эгорд.

Из-за горизонта и впрямь вырастают рифы разной длины. Будто великан из темного гранита тянет в небо пальцы. Вокруг маячат крикливые птичьи силуэты.

Милита сажает дракона на самый высокий риф. Чайки слетают как пух с одуванчиков, громко возмущаются, через какое-то время суета стихает, птицы вновь чистят перышки, топчут насесты, будто нет рядом никакого дракона.

— Привыкли, — понимающе кивает Эгорд. — Здесь до нашествия часто плавали корабли.

— Эй, а если нас длинный схватит?! — Тиморис с ужасом смотрит в темные водяные недра.

— В отличие от тебя, балбес, я всегда настороже, — отвечает Милита. — В крайнем случае, бросим ему тебя, пусть ломает зубы, а сами успеем улететь.

— Спасибо, ты мне тоже нравишься, — огрызается Тиморис.

Милита мановением руки подзывает рыб, их несет фиолетовое сияние. Над ладонями девушки добыча сливается в крутящийся шар, блестящие тела бьют друг друга, Тиморис отмахивается от брызг и чешуек.

— Берите, — говорит Милита.

Эгорд выхватывает трех рыб.

Лицо Тимориса светится

жадно, воин сгружает трофеи на колени, зажимает в подмышках, гроздья увесистых пучеглазых рыбин висят в руках. Шар заметно разрежается.

— А как жрать-то? — Тиморис озирается. — Костерчик тут развести еще можно, если согнать чаек, а вот дрова…

Белоснежные глаза Милиты превращаются в черные провалы, немертвая открывает рот, сверкают клыки. Рыбий шар замирает, существа дрожат как в агонии, стремительно худеют, чешуя и плоть превращаются во что-то черное, рассыпчатое, потоки «золы» стягиваются в рот Милиты.

Скелеты рыб плавают в сиреневом огне. Глаза Милиты вновь наливаются белым.

— Вкусно. — Немертвая облизывает губы.

Тиморис чуть не роняет съестные богатства, рожа бледная, взгляд примерз к Милите.

— Только м-меня так не ешь, — стучат зубы.

— Хорошо, съем как обычно, ножом и вилкой, — улыбается немертвая.

— Милита права, — говорит Эгорд.

— Меня надо съесть?!

— Нет, съесть надо рыбу, но придется по старинке. Возиться с костром, готовкой и поеданием нет времени, да и место небезопасное.

Тиморис вздыхает, из-за сапога неохотно появляется ножичек, воин уныло вырезает на чешуе руны.

Эгорд делает то же самое. Через некоторое время от рыб остаются лишь кости, воин-маг передает часть энергии Тиморису.

— А что, ничего. — Воин выглядит бодрее, настроение приподнятое. — Но все равно скучаю по вкусу жареного мяса, рыбки, а еще бы пивка…

— …и одеяло с девкой, — дразнит Милита. — Не в той компании, дружок.

— А-а, ерунда, — отмахивается Тиморис, развалившись на гребне. — Прибьем этого Зараха и пойдем кутить!

— Жаль огорчать, но вряд ли доживешь, смертный. Да и на твой счет, Эгорд, сомневаюсь. Впереди столько преград, что без смертей с нашей стороны не обойтись. А ко мне смерть равнодушна.

Эгорд и Тиморис переглядываются.

— Спасибо на добром слове, подруга. — Тиморис водит по лезвию копья маленьким точильным камнем.

— Даже нежить смертна, если очень постараться. — В голосе Эгорда холод.

— Ну, стараться не позволю, — спокойно отвечает Милита. — И потом, даже если к Зараху доберемся вместе, никто не посмеет убить его, кроме меня. Запомни, Эгорд: Зарах мой.

— Не время делить медвежью шкуру.

— Все равно запомни!

— Так, мстители, — властно кричит Тиморис, — весь дракон в рыбьих костях, надо бы их за борт!

Эгорд и Милита смотрят на воина, напряжение медленно гаснет. Милита вздыхает:

— За борт надо тебя.

Поднимает руки, шепчет заклинание, слова с тягучим эхом, будто в просторном мавзолее. Рыбьи скелеты взвиваются, как внезапно разбуженные, игольчатые челюсти хищно щелкают, рыбу-нежить окутывает собственное лиловое пламя. Косяк немертвых заплывает в клетку драконьих ребер, костяные рыбы неторопливо перемещаются в густом фиолете, иногда кусают друг друга.