Льдом и мечом
Шрифт:
— А это… зачем? — Тиморис говорит так, будто его посадили на цепь рядом с тигром.
— Тебя позлить. — Милита возвращается на место всадницы. — Пригодятся. Надо же обзаводиться личной армией.
Дракон взлетает, в лица бьют облака, несколько мгновений в тумане — и оказываются над белоснежными островами пара.
Облака и океан меняют краски: синий и белый с наступлением сумерек окрашиваются в медь. Милита снижается на рыбалку трижды, грудная клетка дракона забита рыбьей нежитью, сиреневый огонь пылает на всю мощь. Появляются
Ночью тьма кромешная, где небо, где вода, не разобрать. Магическое пламя вокруг костей дракона в черноте пронзительно яркое, мелькают белые лучики. Тиморис рассказывает анекдоты, ржет во все горло, Эгорд пытается заснуть. Милита погружена в хмурое безмолвие, заостренный взгляд режет темную даль, белое сияние глаз рассеивает тьму на несколько метров вперед, видны обрывки туч. Иногда, после самых пошлых анекдотов, похожая на камень немертвая взрывается смехом, Тиморис вздрагивает, но вливается в веселье, Милита вновь застывает, будто Тиморису померещилось.
Эгорд не может уснуть, тонкая дрема разрывается демоническим смехом Милиты, закрадывается ужас, хочется верить, что сон, Милита не может смеяться так. Терзают нехорошие предчувствия…
Назойливые мрачные видения отогнать не удается, Эгорд обращается к верному лекарству — вспоминает Витора и прежнюю Милиту, солнечные дни, прогулки по лесам и лугам, собирание трав для целительных отваров, Эгорд учил Милиту варить супы, а потом девочка с радостным визгом бросалась «старшему брату» на шею, хвасталась, что Витор наконец-то не выплюнул, краснея и прося прощение, а умял три тарелки…
— А вот еще один, — сквозь смех говорит Тиморис. — Покупает как-то графская служанка на рынке здоровенную колбасу…
— Заткнись уже!!! — рычит немертвая, до хруста сжимает увенчанный клинками лук.
Тиморис втягивает голову в плечи, будто схватил мешком по макушке.
Губы нежити дрожат в оскале, глаза слепят белой лавой.
Тиморис затравленно отворачивается, ложится спать…
Эгорд закрывает глаза, в подсознании шум воздушных рек и крыльев дракона. Успокаивает лучше тишины: уснуть под него труднее, но засыпать приятнее.
Тело ощущает резкий толчок и потерю равновесия, будто гигантская ладонь теснит в сторону. Веки подпрыгивают, больно бьют лучи солнца.
Уже утро!
Рука прикрывает глаза, другая отчаянно держится за гребень, Эгорд скользит вниз по круто наклонившейся спине дракона, повисает на ремнях и руке. Рядом, сквозь место, откуда только что отпрянул дракон, с ревом проносится огненный шар величиной с бочку, исчезает в облаках.
— За нами погоня! — кричит Милита.
Глава 10
За бешено вьющимся костяным хвостом мелькают три драконьих силуэта. Из ноздрей и пасти красного валит дым и языки пламени. Зеленый всей кожей источает клубы ядовитых испарений. В ледяной ауре синего красиво преломляются солнечные лучи.
Тиморис расклеивает
— Эй, что так трясет?.. Милита, ты разучилась управлять этой громадиной? Веди ровнее…
— Голову пригни, дурень!
— Сама ты… красивая! Делать мне нечего…
— На хвосте драконы!
— Ага, те самые, из джунглей, а верхом сидят дикари, хотят вернуть меня в племя, соскучились по моей…
С обеих сторон пролетают громадное огненное ядро и не менее громадный ледяной клинок, а в трех пальцах от головы Тимориса — сгусток зеленой жидкости в горячей пелене такого же ядовитого цвета, капля выстреливает в доспех воина, металл шипит, уродливая ямка источает дым.
— Мама! — визжит Тиморис, поворотом головы чуть не сворачивает шею, глаза как сливы, в них отражается драконья троица. — А-а-а! Лети, скотина костлявая, уноси крылья! Милита, скажи своей корове, пусть летит быстрее!
— Эгорд, заткни этого припадочного! — кричит немертвая. — Или выкинь!
Воин-маг прыжком оказывается рядом с Тиморисом, валит на хребет дракона-нежити вместе с собой, над ними пролетает широченное лезвие льда, Эгорд всем телом ощущает холод.
Поднимает голову, Милиту должно разрубить надвое…
Немертвая по-прежнему на шее крылатого слуги в хищной позе, капюшон покрыт инеем.
Позади нескладный рычащий хор.
Милита резко разворачивает дракона к преследователям.
— Совсем спятила, дохлая?! — кричит Тиморис. — Нас же в пыль сотрут!
— Нас и так собьют, рано или поздно, если будем удирать, — громко, но спокойно говорит Эгорд.
Драконы наперебой рычат, увеличиваются, ближе и ближе, тяжеленные крылья вздымаются и падают легко, как птичьи, смыкаются ударом то вверху, то внизу. Вокруг ящеров пышут огонь, лед и яд, похожи на призраков.
Эгорд метает в ядовитого три ледяных шара подряд, дракон уклоняется просто, будто не уклон, а танец.
— Бесполезно, — говорит Милита. — Лед слишком медлителен.
Сюда бы Камалию с ее лучами, думает Эгорд, в груди покалывает, в смертельном бою воспоминания о потере особенно болезненные.
Из разинутых пастей срываются снаряды всех мастей, летят сокрушительными кометами, Тиморис вопит, прощается с жизнью. Милита проводит маневр, похожий на тот, что проделал зеленый, мир переворачивается, Эгорд прижимает себя и Тимориса к драконьей спине.
Все возвращается на места, Эгорд успевает понять: все не только живы — если можно так о нежити, — но и целы. Драконы близко, можно разглядеть каждую чешуйку.
До столкновения с зеленым — миг…
Тот разевает пасть, сверкают клинья зубов, в горле уже бурлит новая порция отравы. Костяной резко уходит вбок и вверх, зеленая тварь проносится мимо, Милита что-то выкрикивает. Костяной разводит челюсти, оттуда выливается поток рыбьих скелетов, окутанных фиолетовым свечением, косяк обволакивает зеленого, рыба-нежить грызет жертву.