Лебеди остаются на Урале
Шрифт:
Откинувшись на спинку стула задумался: пожалуй, стоит пожаловаться.
«Не могу не сожалеть, что согласился остаться на Вашем месте. Вижу, не сносить мне головы. И все же считаю себя обязанным предупредить Вас и через Вас руководство треста Уралнефть о случившемся. Две скважины из четырех дали отрицательный ответ. Чем кончится этот безрассудный опыт, покажет ближайшее будущее… Надеюсь, вы не останетесь безразличным к судьбе нашей экспедиции…»
Пожелав доброго здоровья
Для начальника экспедиции начались трудные дни.
Неспокойно было и на четвертой буровой: рабочие тяжело переживали неудачу первых двух скважин. Ага Мамед прекрасно это понимал. Если бы он заглянул кому-нибудь в глаза, то увидел бы в них тоску. Так бывает на фронте, когда часть преследуют поражения. Люди становятся инертными, безразличными, раздражительными. Слабые начинают сдавать.
«Ну и люди! После первых испытаний сразу в кусты! — ругался Ага Мамед. — Одни собирались уезжать, другие ударились в панику, третьи рассуждают: «Моя хата с краю, ничего не знаю».
Его только что вызывал Хамзин. Эта хитрая лиса все уговаривает прекратить бурение. Дескать, вы старый коммунист, директор конторы — вам и карты в руки. Кому-кому, а вам, мол, надо подумать о последствиях.
Даже Милованова растерялась: «Ага, а вдруг и в самом деле мы бурим на пустом месте?..»
Нет, Ага Мамеда не проведешь. Подобные неудачи — а сколько их было в жизни! — не собьют его. Именно сейчас надо показать, из какого теста ты сделан…
Минут через десять Ага Мамед уже стучался в избу, где жил Белов.
— Чтобы твои невзгоды пали на мои плечи! — зашумел Ага Мамед с порога. — Клянусь твоей головой, скверно у меня на душе, десять дворняжек там грызутся… Но ты послушай меня… В конце концов нас должны поддержать!
Ага Мамед запнулся. Белов, этот угрюмый человек, вдруг расхохотался. Что это его так рассмешило?
Ага Мамед, сердито взглянув на Белова, замолчал.
— Ты, Ага, возьми почитай телеграмму, вон там на столе. Увидишь, как нас… поддерживают…
Ага Мамед пробежал глазами узкие телеграфные ленточки:
«Бурение связи неудачей опробования временно прекратить. Соловьев».
— Кто такой этот Соловьев?
— Новый управляющий трестом.
— И что ты собираешься делать, матушка-душа?
— Продолжать бурить.
— А с этой… как? — Мастер скосил глаза на телеграмму.
Белов подошел к нему вплотную.
— Будем драться.
— Да прибавится тебе жизнь! — Растроганный Ага Мамед заключил Артема Алексеевича в объятия, потом, оттолкнув, сильно сжал его руку. — В моей груди не одно, а тысяча сердец!
…Людмила Михайловна ощутила неудачу как личное несчастье. Сердце ныло от сознания, что ты бессильна что-либо изменить,
Она старалась отогнать тревожные сомнения — надо надеяться на лучшее. Но это не успокаивало, не приносило утешения. Если бы она была главным геологом, то неудача, несомненно, заставила бы ее отказаться от дальнейшего бурения. Но Белов не такой, он не остановится на полпути. Что покажут остальные скважины?
Сухие нефтяные скважины — это первая катастрофа в ее жизни. Труд геолога оказался сложнее и ответственнее, чем она представляла себе.
Хамзин вел себя странно. Он стал любезен и внимателен к ней, как никогда… Что с ним приключилось? В душе ее накапливалась неприязнь к нему. Нельзя же благодушествовать, когда все летит в пропасть.
Мысли Людмилы Михайловны каждый раз невольно возвращались к Артему Алексеевичу. Он знает лучше, чем все остальные, как быть дальше. Только он один не потерял присутствия духа.
Как много времени прошло — десять месяцев! Триста дней Людмила Михайловна знакома с Артемом. Сначала она настороженно приглядывалась к нему. «У него серые задумчивые глаза, но мне совсем не нравятся большие, оттопыренные уши. Хорошо, что он настойчив, но он слишком замкнут. Он смел, всегда отстаивал свою точку зрения, но его резкость граничит с грубостью…»
Со временем все меньше и меньше находила она в нем недостатков. Наверно, просто привыкла. Потом все больше стала открывать в Артеме хорошего, о чем не догадывалась раньше.
Ей нравился его низкий густой голос, его неторопливая речь. Приятна была опрятность: Белов всегда был выбрит, галстук аккуратно отутюжен.
Белов по-прежнему был замкнут и немногословен, но она частенько ловила на себе его взгляд. Иногда ей казалось: вот сейчас он подойдет и заговорит о чем-то заветном, желанном. Но всегда так получалось, что кто-то мешал им, а потом Белов как будто забывал о ней.
Возможно, были и другие причины, которые останавливали его. Ведь ей не известно его прошлое.
Она не уверена в том, как сложатся их отношения и вообще как обернется жизнь. После неудачи — а к этому шло дело — всех могут перебросить в другие, более перспективные районы. И они разбредутся по стране и, быть может, больше никогда не встретятся.
Любовь нельзя торопить. Сорвешь ее раньше времени — погубишь цветок. Зеленая любовь — не любовь… Так поступила одна подруга Людмилы Михайловны: поторопилась — и, наверно, всю жизнь будет страдать из-за этого. Исповедь Камили поразила Милованову. В тяжелые дни проверяются человеческие отношения. Одних неудачи разделяют, других сближают.