Лебеди в Москве (сборник)

Кобзев Игорь Иванович

Каким смешным простаком

В жизни бываешь часто:

Я думал, что я знаком

С самым предельным счастьем.

Я верил, что я любил,

Писал еще стихотворенья!

Каким же я, право, был

Наивным до удивленья!

Я понял, встретясь с тобой,

Что нет для счастья пределов,

Что можно носить любовь

В каждой клеточке тела!

Иные спешат,

любя,

Отведать пьянящей страсти,

А мне смотреть на тебя —

И то огромное счастье!

И нет счастливей меня,

Когда, пугаясь желаний,

Ты, голову наклоня,

Горишь от моих признаний.

А если испить тот хмель,—

О чем боюсь и мечтать я, —

Я б просто, как Рафаэль,

Умер в твоих объятьях.

СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

Ты уснула сладко-сладко.

Тень легла на потолок.

Прикоснулся к мягким прядкам

Теплый летний ветерок...

Кто-то, схожий с чародеем,

Из страны цветных страниц

Золотым волшебным клеем

Склеил кончики ресниц.

Сны кружат над головою

Пестрой бабочкой ночной.

Пахнет скошенной травою,

Пахнет детством и рекой...

Пусть ты хоть во сне поверишь,

Что тебя от всех тревог

Вдаль умчит Иван-царевич

И его послушный волк.

Пусть тебе приснится счастье

Солнцем, брызжущим в траву,

То, которое не часто

К нам приходит наяву.

ОТШЕЛЬНИК

Я всегда был с людьми,

только с людьми.

А он

ушел в горы с ружьем и собакой,

И целый год был один,

с ружьем и собакой,

на высокогорной метеостанции.

Вернулся он, обросший робинзоновской бородой

с глазами, полными ледниковой синевы

А когда рассказывал о себе,

говорил медленно, с трудом,

словно вспоминая забытые слова,

И все время смотрел в одну точку,

как глядят таежники на костер...

А потом открыл ящики —

и оттуда, как драгоценные камни,

сверкнули яркими красками оперений

чучела убитых птиц.

Птицы были всех цветов радуги.

Даже синяя птица.

И он медленно называл каждую из них

ее латинским названием.

А ту птицу, синюю, назвал

собственным своим именем,

потому что он первым из людей

сумел подстрелить такую птицу!..

И когда он снова ушел в горы один,

с ружьем и собакой,

Я впервые в жизни подумал о том,

что, может быть, даже без людей,

наедине с горами и птицами,

человек тоже бывает счастливым?!

МОРЕ

Я

море люблю лишь в кипени,

Когда бушуют барашки,

Когда оно — вроде шкипера

В матросской рваной тельняшке,..

И кажется мне, как будто бы

С буйностью и азартом

С белой смоленой бухтою

Море играет в карты.

С яростью переменною,

Все вокруг оглушая,

Волны швыряют пеною,

Берег бьет голышами!

Море в игре — толковое,

Взятку берет за взяткой.

Тополя тень пиковую

Бьет козырной девяткой.

А вечер звенит цикадами,

Ветер волны тасует,

Катер зыбкой цигаркою

У моря я зубах танцует...

ПИШУ СТИХИ

Порой мой стих в журнале заприметив,

Из дальних мест мне пишут земляки:

«Мы помним-де, как в нашей стенгазете

Печатали вы первые стихи...

Тогда ходили вы в простой шинели,

С чернильными следами на руках,

И всякий раз, как девушка, краснели,

Едва речь заходила о стихах...»

О земляки, спасибо вам за это:

Мне дорого, что, хмурясь иль хваля,

За мной следят по книгам и газетам

Однополчане и учителя...

Пишу свои стихи не для гурманов,

Что мастерят журнальные статьи.

Хочу, чтоб в память юности туманной

Читали их товарищи мои!

Пишу стихи для тех, с кем вместе лазал

По смертным рвам на линии огня!

Пишу их для девчонки сероглазой,

Которая не верила в меня!

СЧАСТЬЕ

Писать о любви безответной

Привычно и просто в стихах.

А счастье, оно бессюжетно,

О нем не расскажешь в словах...

Оно — а синих тенях заката.

Что стелют в саду тополя,

И а ласковом запахе мяты,

Которым объята земля,

Оно — в этом шепоте сонном

Про то, что другим не понять:

Про губы, про сосны, про солнце,

Которому хочется спать.

Оно — в этих смятых ромашках,

В заломленной белой руке

И даже в забавной букашке,

Ползущей по вашей щеке...

* * *

Уже вконец ослабли

Громады синих туч,