Лебединая дорога
Шрифт:
Остальные в переднем полку стояли кто с чем. Не у всякого был меч, но у каждого – копьё и топор. Щетинились перьями наполненные колчаны… Будет чем приветить гостей!
Чурила сидел в седле невозмутимый. Точь-в-точь как тот деревянный Перун, которому он только что сам подарил семерых молодых, сильных рабов.
Точно врытый стоял под ним могучий Соколик. Не хлестал себя пышным хвостом, не рыл копытом земли. Лишь катал во рту железное грызло, и пена хлопьями падала с удил.
Не по-доброму затихло широкое поле…
– Сейчас пойдут, – сказал князь.
Урманский шлем был удобен,
И пошли!
Хищным ястребом, с которого сдёрнули колпачок, выпрямился в стременах Мохо-шад.
– Вперёд, сыны Тогармы! – звонким серебряным рогом прогремел его голос. – Я вижу, как Тенгрихан скачет в ваших рядах!
В ответ впереди войска заревели медные трубы, откованные в виде бычьих голов. Там стояли кангары-печенеги, не друзья хакану и не враги, привлечённые сюда обещанием добычи и земель… Мохо-шад бросил их в битву всех раньше.
Земля вздрогнула и загудела, когда всадники в жёлто-зелёных халатах послали коней вперёд. Рой стрел прочертил небо, посеяв первую смерть в словенских рядах.
Качнулся, поплыл вперёд печенежский золотой дракон, поднятый на высокое древко… Ревели трубы, пели песнь гибели и отваги… Всё быстрее неслась вперёд конная рать, словно поток, выпущенный из запруды…
Мохо-шад смотрел вслед, твёрдой рукой усмиряя бесившегося жеребца. Знамя прародителя Волка билось на ветру над его головой.
19
Самую малость не докатилась до словенских рядов лавина печенежского войска! Уже вылетели из ножен, полыхнули на солнце быстрые молнии сабель!
Как вдруг земля расступилась под копытами коней…
Вниз, вниз покатились всадник за всадником. Сквозь хитроумно уложенные ветки, покрытые сверху дерниной. Вниз, на острые колья, ожидавшие в глубине!
Недаром целую ночь плыли из рук в руки мешки с землёй…
Кричащий вал тел, конских и человеческих, вырос вдоль всего чела северной рати. В этот вал ударились, наскочили, полезли верхом всадники, скакавшие сзади.
Длинные луки словен в упор послали им оперённую смерть. Кованые наконечники прошивали кожу щитов, без промаха находили прорези железных личин. Немногих прорвавшихся встретили крепкие копья. С визгом падали лошади. Их седоки умирали, не успев окровавить сабельных клинков.
Царевич Мохо в ярости кусал губы, глядя, как неумолимо и быстро погибал его передовой отряд. На счастье, уполз куда-то сбитый с седла Любим. Шад, не иначе, зарубил бы его, срывая зло.
Потом из-под знамени Волка вправо и влево поскакали гонцы. По обе стороны главных сил Мохо, на крыльях, ждали слова наёмные шестники. Они сойдутся с пешей ратью врага в равном бою!
Вот подоспели гонцы… И прокричали хриплые рога. Ударили друг в друга, смыкаясь, круглые окованные щиты. Они двинулись вперёд, как тяжёлая морская волна. Та, что вдребезги разбивает гранитные скалы…
Это были воины Гудмунда Счастливого, херсира из Халогаланда.
Два коршуна сражаются в поднебесье, не на живот, а на смерть споря над лакомой добычей. Яростно бьют крепкие клювы, целятся железные когти, без устали хлещут широкие крылья…
Князь по-прежнему сидел неподвижно,
По правую руку реяло багровое знамя Виглафссонов. Ворон Одина осенял крылом торсфиордцев.
Дружина за спиной Чурилы переговаривалась, звякала стременами, поправляла на себе брони. Ржали, ссорились нетерпеливые боевые кони…
Князя не трогал никто. Даже горячие молодые бояре, уже загодя извлёкшие из ножен мечи. Знали: не послушает. Сделает так, как нашепчет ему покровитель Перун…
Нежелана сидела на злой кобылице, облитая, как льдом, блестящей кольчугой. В голых бронях пойдёт в бой вся княжеская дружина: пусть боятся хазары, пусть знают, что не перевелась слава в словенской земле! Тяжёлый меч дремал в ножнах поляницы. Горе врагу, который не сумеет от неё увернуться!
У Видги привязанный клинок лежал попёрек седла. Видга не смотрел в ту сторону, где сражался отец. Он пойдёт в бой за конунгом и отдаст за него жизнь. Он сумеет это сделать не хуже других.
Рядом с ним впервые не было Скегги. Видга не позволил ему сражаться. Скегги будет среди тех, кто станет заботиться о раненых. За время пути юный халейг близко сошёлся с Абу Джафаром. И ученый табиб сумел убедить его, что перевязывать раны не менее почётно, чем наносить…
Чуть больше двух полугодий прожил Халльгрим Виглафссон в Гардарики. Во второй раз за это время ему приходилось сражаться. И оба раза – против викингов. Но Горм хёвдинг по крайней мере был ютом…
Гудмундовы люди шли на него клином. Так, как заведено было на Севере. Так, как ходил на врага он сам. Халльгрим хорошо видел полускрытые шлемами лица людей, о которых он с детства привык думать как о друзьях. Он тщетно высматривал между ними вождя, желая и не желая встретить его в бою. Но Гудмунда не было видно.
Сошлись!
Халейги с халейгами. Сыновья Ворона – с жителями соседнего фиорда. Сошлись – далеко, далеко от родных мест! Халльгрим принял на щит первый удар. И его меч со свистом пал на светловолосую голову, залив кровью едва пробившиеся усы… Юноша, похожий на Видгу, молча, без стона, поник к его ногам. Новый соперник шагнул через него навстречу смерти. Халльгрим снёс вторую голову и ощерился в улыбке. Или Рунольв сын Рауда не говорил на его языке? И не жили они на одном берегу?
Послушная сталь с треском крушила дерево щитов. Рассекала кольчуги. Отметала в сторону удары. Вскоре кровь залила его с головы до ног. Но пока это была чужая кровь…
Он шёл вперёд и убивал всех, кого судьба ставила к нему лицом. Не брали его ни копья, ни стрелы, ни мечи.
Двое братьев сперва рубились плечом к плечу с ним, но потом битва растащила их в стороны. Время от времени Халльгрим разыскивал их глазами. Эрлинг делал нелюбимое ратное дело, как всякое другое – спокойно и без лишних слов. Но Халльгрим знал, какой воин просыпался иногда в сердце кроткого Эрлинга. Его противники валились один за другим. Люди, ходившие на красном корабле, могли гордиться вождём.