Лебединые одежды
Шрифт:
Хильд не могла не уловить иронии во всем происходящем. Разве она не хотела уйти вместе с Орваром от жизни Стаи? Подальше от жестокости и зла. И вот теперь зло шло за ней по пятам, потому что все эйги разом исполнили ее желание. В образовавшийся вакуум власти хлынуло все самое гнусное и грязное, что таилось в темноте, и его волны вплотную подступали к порогу ее дома.
— Как скоро мы сможем все вернуть?
Она даже не заметила, что произнесла «мы» вместо «вы». Фрейя пожала плечами:
— Думаю, это будет зависеть от того, насколько решительно станут
Иными словами, сколько крови придется пролить конунгу Хокону и всем эйги. И ее Орвару тоже. Несколько лет назад сама мысль о кровопролитии повергала Хильд в ужас. А сейчас? Она посмотрела в изножье кровати, где на свернутом вчетверо одеяле лежал черный Гарм. От его выбритой лапы тянулась трубка к капельнице с лекарствами. Под боком у пса свернулась калачиком маленькая Лотта, а ее сестра сидела рядом и почесывала Гарма за ухом.
— Конунг развяжет войну в городе? Среди людей, которые даже не подозревают, что происходит?
Страшно было представить «побочный ущерб» от внезапных стычек и перестрелок. Хильд слышала, что в Ассирии воюющие стороны все чаще используют мирных граждан в виде живого щита, но представить такое здесь, у себя дома не могла.
— Нет, конечно. Он собирается выманить чужаков из города, чтобы принять бой здесь. Вот только никто не может сказать, сколько их будет. Знаем лишь, что слишком много.
И сколько останется эйги, чтобы потом вернуть закон на улицы городов? Две девочки, что сидели сейчас в метре от Хильд были одними из первых жертв этой невидимой людям войны. Сколько останется вдов поднимать своих детей без мужей? Сколько мужчин, чтобы защищать то, что останется от Стаи? Фрейя не сказала этого вслух, но Хильд все равно услышала: скоро каждый меч и каждая пара рук будет на счету.
Хильд снова посмотрела на Гарма и девочек. Словно повинуясь неслышному зову, все трое подняли головы и уставились на нее. Нет, подумала она, теперь я никуда не уйду.
И водка была отличная и пиво свежее, так что после пары стопок Вотан уже не казался всемогущим и недостижимым для простого смертного, а стал похож на того симпатичного чувака, с которым Орвар в свое время обошел половину злачных заведений Сёдры и Розенгарда (1).
— Ну, за встречу, — поднял он свою стопку. — Рад, что нашел вас здесь после… — он поморщился и быстро запил свои горькие слова не менее горькой водкой, — … после всего, что случилось в Великом Свитьоде за последнее время.
— Значит, тебе известно, что происходит у нас, — сказал Хокон.
— Известно что, чужаки объединились и собираются снять с вас шкуру. Видел я, что случилось в Норейг.
— И это только начало, — усмехнулся Орвар. — Но если все пойдет по плану, то скоро сможем пить в Мальме.
— А вот здесь ты не прав. Люди говорят, что любой план сражения хорош только до первого выстрела, а люди не дураки, чтобы вы о них не думали.
— Думаю, что все же дураки, раз открыли границы для всяких-разных. Политики болтали о гуманизме, волонтеры кричали «добро пожаловать», а полиция закрывала глаза
Хокон поднял бровь, а Вотан рассмеялся, не скрывая своего удовольствия:
— Значит, ты не против подраться, а?
— Кто же отказывается от хорошей драки? — Проворчал, успокаиваясь, Орвар. — Кстати, приглашаем поучаствовать всех желающих.
И с вызовом уставился на предводителя асов (2). Это было дерзко, очень дерзко со стороны простого эйги, но Всеотец не обиделся.
— Думаешь, я не хочу сразиться с чужими богами? Будь моя воля, вызвал бы Тора с Фрейром, да и уладили бы все по-быстрому. Вот только нет у этих пятнистых своих богов. Одна только скверна да мерзость какая-то. — Вотан с видимым усилием удержался, чтобы не сплюнуть на пол. — Ни религии, ни веры, одни суеверия. Гаже атеистов, честное слово.
— Расскажи, что ты о них знаешь? — Попросил Хокон.
Несмотря на количество выпитого он был собран и спокоен. И запоминал все сказанное, словно записывал. И то, что колдуны при посвящении нового воина заставляют его съесть человеческое сердце, и то, что такой воин затем называется человеком-леопардом и действительно становится по-звериному силен и вынослив. И что в последнее время этих «леопардов» в Мальме и Стокгольме расплодилось до изумления много.
— А распознать их легко. Это раньше у себя дома они носили леопардовые шкуры, а здесь-то до чего додумались! Носят Армани да Версаче с пятнистым принтом, и смех и грех, честное слово. Так что, если увидите с черной физиономией, да в желтой рубахе — точно «леопард».
— Припоминаю, — согласился Орвар. — Видел таких в Мальме. И по Уппланду (3) они теперь шныряют.
— Правильно, — Вотан меланхолично жевал копченую колбаску. — Подбираются поближе. Армию пока собирать не хотят, надеются вырезать вас поодиночке или малыми группами. А еще ищут возможности напасть на женщин, поняли уже, что потеряв семью, эйги слабеет.
Орвар скрипнул зубами. Вот оно, значит, как. Покушение на Хильд было не случайностью, а шакальей тактикой мунгики. За это он выкатит им отдельный счет, мало не покажется. Лежавшая на столешнице рука сама сжалась в кулак. Рядом лег кулак конунга — большой и тяжелый, как молот Тора.
— Это так. — Сказал Хокон. — Они уже пытались. Если бы не Хильд, я мог стать вдовцом. Она убила колдуна.
Вотан откинулся на спинку скамьи и довольно крякнул:
— Хех! Узнаю дочу свою. Ее голыми руками не возьмешь.
— Че… Дочу? — Орвар закашлялся, и кулак Хокона опустился на его спину между лопаток.
— А ты что, курощуп(4), не понял до сих пор, что девочка не так проста, как кажется?
То, что Хильд совершенно особенная и такой больше нет, Орвар как раз понял с самого первого взгляда еще там, на автобусной станции. Другой вопрос, как там оказалась родная дочь самого… страшно сказать, Всеотца богов, Отца дружин, Высокого и Величайшего, а?