Лечение электричеством
Шрифт:
Поросенка выставили гостям навстречу: мужики сами приготовили его по кавказским рецептам, намазали аджикой и положили в духовку до скончания века. Женщинам его морда опять не нравилась, прикрыли салфеткой. Подарки разворачивали торжественно, толпясь и повизгивая. Положения взглядов, недомолвок, полунамеков, разыгранные за эти несколько предпраздничных дней, привели к тому, что каждый получил то, что хоть немного хотел: все были в миллиметре от психологического совершенства. Новогодняя елка стыдливо соперничала с «селедкой под шубой».
Стол
— Мы, конечно, небогато живем, — сказал Сергей. — Тем не менее.
После первого бокала гости оживились, в Серафиме всплыла обида, она спросила у Лизоньки:
— Вы когда начали собирать валюту?
Толстая пожала плечами и сказала, что работала валютной проституткой.
— Ничего не было, — успокоила она молдавскую девочку. — Я им пела «Подмосковные вечера». Этого хватает. У меня такой характер.
Женщина участливо вздохнула и добавила:
— Подумайте только, легко ли с дебилою жить?
— ???
— У меня у первого мужа фамилия была Мозолкин. — Фима посмотрела на Лизоньку со значением. — И что же вы думаете?
— С наступающим!
— Вот я и говорю, — она погрозила пальцем сочащемуся пряной влагой поросенку. — А у второго — Набилкин. Мозолкин и Набилкин. Куда я только смотрела? Еле-еле его на работу пристроила.
Сергей покраснел, налил себе рюмку водки и с чувством расшатанного достоинства сказал:
— Крыса ты, Фима. У нас сегодня праздник. Миллениум. Газеты надо читать.
— У тебя каждый день праздник.
Оласкорунский обнял гостей, подойдя сзади. Он сиял великодушным спокойствием.
— Музыка! — сказал он. — Серафима обещала мне тур медленного танго.
Он поставил диск с приятной певицей, поющей на португальском. Стен Гетц с девушками. Эва занялась обслуживанием гостей, Лизонька улыбаясь постукивала вилкой по своим ослепительным зубам.
— Босса-нова опять в моде, — сообщил Адам. — После банкета все отправляемся к Саше на танцы. Разомнем старые кости. Лады?
Он увлек Фиму на середину комнаты, элегантно зацепив ее бакалейный пальчик.
— У нас неделя испанского кино, — сказала Эва. — Так красочно. Одна женщина могла кончить только тогда, когда вонзала отточенную шпильку в затылок своего партнера. Жизнь, уходя от него, переходила к ней. Баба красавица, свет не видывал. Вы бы видели ее лицо, когда она кончала. Это и есть самое настоящее счастье.
— Все они плохо кончат, — неожиданно для себя скаламбурил Сергей. — Я в такие дела не верю.
— Во что же вы верите? — спросил Грабор искренне.
— Я верю в закон, — ответил Сергей. — Порядок должен быть. Нельзя допускать анархию. Особенно с бабами. Вы думаете, Мозолкин, ее первый муж, умер? Хрен-с-два. Фима родила второго ребенка, они на радостях нажрались, и потом он, конечно, убил своего дедушку. Он был
— Посадили?
— Конечно. Нельзя доверять женщинам. Вы, я вижу, молодожены?
Лизонька подошла к молдаванину сзади и закрыла ему ладонями глаза:
— Смотрите, — сказала она, — я закрываю ему глаза, а он сам затыкает свой рот.
ФРАГМЕНТ 27
Миллениум в ресторане Шендеровичей состоял из шести придвинутых друг к другу столиков, немного отличающихся высотой, отчего поставленная на стык бутылка красного вина, не удержав равновесия, поскользнулась на скатерть. Струя кровавой жидкости опрокинулась между вазой с цветами и женским оголенным локтем в молочно-рыжих веснушках; торопливо просочилась по хрустящей, слегка измятой ткани и остановила свое продвижение длинноруким островом, заканчивающимся у хрустальной плошки с салатом оливье, наперстка с мексиканским соусом и двух алюминиевых вилок, сцепившихся друг с другом в единоборстве.
— Не замечаем! Не замечаем! — забасил Алекс. — У нас новый век! Пьем за таксистов! За тебя, Сережка. Поцелуй Веру, она в другую сторону загляделась. Ха-ха-ха. За нашу комюнити!
Клавишник произвольно прошелся пальцами по электрооргану. Ведущий — высокий голубоглазый блондин в черном эстрадном костюме и черной рубахе с развернутым в стороны воротом — подошел к микрофону и, сбавив гул усилителей, заговорил:
— Не замечаем! Не замечаем! Это на счастье! Вино — Господня кровь! Правильно? Мы не из таких! Правильно? Класс! Супер!
Зал начал стихать в шахматном порядке, пытаясь понять своим многоголовым и разночинным мозгом шутку тостующего. Тот, не обращая внимания на публику, продолжил:
— Мы уже два часа находимся в новом тысячелетии! Нам кажется, что ничего не изменилось. Но на самом деле это не так. Правильно? Танцуют все. Дамы приглашают кавалеров.
Клавишник переключился на тромбон и сделал меланхолическое вступление. Ведущий запел, голос его оказался глубоким и бархатным.
Summer time. And the living is easy. Fish are jumping… And the cotton is high. Your dad is reach. And your Mа is good looking… So, hush my little baby do-o-on't you cry…За его спиной располагался большой желтоватый экран, по которому действительно плавали рыбы и осьминоги, как в местном городском аквариуме. Небольшой зал, обклеенный обоями, похожими на татарский ковер, был тускло освещен: эта тусклость не создавала расслабленности и уюта, на которую была рассчитана. Поражал своей задумкой потолок: куполообразный, он был выполнен в виде фресок, где среди ликов ангелов встречались лица семьи Шендеровичей: отец, мать, молодая дочь, несколько овалов пустовали в ожидании внуков.