Лечить нельзя помиловать
Шрифт:
– Не может быть, – я бросила мимолетный взгляд на лицо пациента и остолбенела.
Поддернутые мутной дымкой темно-серые глаза пытались поймать фокус. Ты как очнулся, зараза? Я в тебя морфина вбухала, как в коня.
Но калеке было восхитительно плевать. Собрав глаза в пьяную кучку, пациент судорожно дернул ноздрями и издал недоуменный звук. Святая Метродора, как так-то? Проклятые маги, всё у них не слава богу. Придется доставать кувалду и повторять наркоз не за страх, а за совесть. Ибо я не настолько беспринципна, чтобы резать человека на живую даже без региональной анестезии. А вторую порцию наркоза
Жаль, у меня нет своего мага-анестезиолога, который поддерживает наркоз и следит за жизненными показателями в процессе операции получше монитора пациента.
– Капитан, вам нельзя двигаться! – чересчур эмоционально выкрикнул оборотень.
Волколак явно перенервничал при виде живого, но гниющего человека. Его прекрасно можно понять: одно дело глядеть на обезображенное, но безжизненное тело, другое – видеть, как человек разлагается заживо, и представлять весь спектр ощущений, невольно отождествляя себя с больным. Поэтому патологоанатомам работать легче, чем хирургам.
– Р-р… М-м-м… Не-е р-резать, – промычал пациент, чудом совладав с голосовыми связками.
Тьфу, дуралей! От титанического усилия серые глаза закатились, и безмозглое тело обмякло. Аж подзатыльник дать захотелось, снабдив его хорошей порцией мидазолама. Надавив ладонями на плечи и уложив сопротивляющегося пациента обратно на кушетку, я тяжело вздохнула. Если врач может – он сделает всё, чтобы сохранить запчасти каждой единицы населения. Но мы не всесильны.
– Так, я пошел, – внезапно пробормотал капитан, пытаясь завалиться на бок и скатиться с «операционного стола».
– Лежать.
Здесь вам не спальня, стоп-слово не предусмотрено. Отказа от госпитализации для военных тоже не существует, спасибо законам нового мира. Врачей здесь не только уважают, но и по-настоящему боятся: сегодня ты нагрубил доктору, а завтра он ехидно посмеется, глядя, как тебя корежит от кишечной палочки. Хотя от сумасбродных и подчас агрессивных горожан не спасает даже закон.
– Эрла, раз он пришел в себя, может, попробуем талантом?
– Это вам не за хлебом в магазин сходить, – процедила я, кладя пальцы на яремную вену.
Пульс сходил с ума, шумными толчками отдаваясь в ладонь. Сердце мага бешено качало кровь, пытаясь вывести не только яд, коим является морфин, но и самостоятельно побороть болезнь. Дело хорошее, но конечности не воскресит. И пока он бодрствует, усекать нельзя. У-у-уф, надеюсь, у капитана высокое жалование, и я поеду отдыхать на курорт.
– Повторю, для использования таланта нужно добровольное и информированное согласие пациента. Ему потом свою часть сделки выполнять, выплачивая цену за исцеление. А эрл Клод сейчас как минимум в состоянии измененного сознания, поэтому неспособен принимать взвешенные решения.
– Я согласен! – распахнул глаза пациент.
– Тебя никто не спрашивает! – оборотни за дверью вздрогнули от лекарского рявка.
– Исцеляйте талантом, – упрямо потребовал калека, неизвестным чудом приподымаясь на локте.
Глазам не верю. Что за силища у этого мага, раз он пришел в себя от наркоза и не воет от боли, причиненной боевым заклинанием? Юные оборотни
– За новые конечности цена окажется слишком высока. Эрл, вы даже представить себе не можете, чем придется заплатить.
Короткий диалог отнял у капитана последние силы. Глухо застонав, гвардеец откинулся обратно на кушетку и позволил себе немыслимое для мужчин Порт-о-Фердинанда: одинокая слезинка скатилась с уголка ресниц, исчезнув в спутанных, мокрых от пота волосах. Адская боль выжигает ему нейроны.
– Черт с вами! – внезапно разозлившись на себя, я отложила скальпель. – Но потом не смейте жаловаться. Согласны ли вы, эрл Алеон Клод, воздать богам за исцеление, смиренно принеся в жертву то, что потребуют небожители?
Пациент не ответил. Блин! Лихорадочно нащупав вену на запястье, я принялась считывать показатели. Заболтались, Асклепий его не помилуй. Сатурация упала, давление едва ли шестьдесят на тридцать, и упрямое сердце воина все медленнее и медленнее бьется, сдаваясь под натиском заразы.
– Он согласен, эрла, – глухо ответил лейтенант, глядя на начальника безнадежным и скорбным взглядом. – Спасите его, пожалуйста.
Мир на мгновение потемнел, обострив нюх и слух. Летний солнечный день померк, и я прикрыла глаза, вслушиваясь в нарастающий гул голосов. Взывать к таланту, дарованному богами, меня никто не учил. Как и владеть целительским даром, просто поставив перед фактом: у вас, эрла, есть магия врачевания. За пять лет я овладела обеими гранями своего колдовства, но талант всегда высушивал резерв подчистую. Пациенты неизменно злятся на вашу покорную слугу, осознав, что им придется по-настоящему платить. Но я тоже плачу своими жизненными силами и энергией, совершая невозможное.
– Боги приняли вашу жертву, – собственный голос показался глухим инфернальным скрипом.
Где-то на периферии вздрогнул оборотень, изумившись потусторонней интонации. Мои пальцы нащупали вялую ладонь пациента и сжали, закрепляя договор. Божественная сделка заключена. Небожители посчитали достаточным намеренье эрла Клода выздороветь без формального «Да».
Полдень окончательно потух. Темнота накатила удушливой волной, и только золотая вспышка, сверкнувшая на кушетке, дала знать, что талант сделал предначертанное.
– Всё, эрл Бэкк. Дальше будет легче.
Интересно, что боги взяли у первого столичного казановы за новые ноги?
Глава 2
Во рту поселился отчетливый привкус горечи крепкого кофе. Он заехал еще в пятницу, обустроился в субботу, начал шуметь в воскресенье и попросту обнаглел к понедельнику, напрочь перебив вкус постной овсяной каши и дешевой булочки с повидлом, купленной на обед. Я пыталась с ним бороться мятной водой, лимонными конфетами и даже трофейной шоколадкой, но горечь неизменно возвращалась, подло подкалывая сердце и конфузя кишки.