Леденящая жажда

Таманцев Андрей

— Сломал?

— Нет, кажется.

— Идти сможешь?

Трубач встал:

— Смогу.

— Пошли.

Здешняя пещера почти не отличалась от первой, только коридоры этой были чуть шире. Они бесшумно пробирались по извилистым проходам, пока Билл не сказал:

— Так, теперь гасим фонарик. Через пятьдесят метров вход в бункер.

— Сколько в бункере человек? — спросил Пастух.

— Не меньше пятнадцати.

— Оружие?

— Как и у тех часовых — «калаши».

— Порядок.

— Откуда ты все знаешь? — подозрительно спросил Муха.

— Знаю. Там три

небольшие комнаты с полной звукоизоляцией.

— Ого! Когда ты успел здесь побывать?

— Мы запустили ложную информацию о том, что американцы собираются эти пещеры взрывать. Они моментально эвакуировались, потом, правда, тут же вернулись. Но нам этого хватило, чтобы успеть.

— Успеть?

— Сделать план пещеры и бункера, поставить «жучки».

— Вы прослушивали их разговоры?

— «Жучки» внутри этого бункера сбиваются с нужной волны. Вероятно, используется какая-то защитная аппаратура.

— Сколько входов в бункер?

— Два.

— Предлагаю разделиться. Одновременно перекроем оба выхода.

— Согласен. Только я не уверен в том, что проход чист.

— Проверим. Так, кто пойдет с Биллом? — Пастух снова взял инициативу на себя.

— Я — первый подал голос Трубач.

— Хорошо. Через сколько минут назначим время атаки?

— Через полчаса. Сверим часы.

— Дойдете до грота, там ручей. За ним — штаб, — сказал Билл.

— Ясно.

Ну вроде бы все, теперь можно и в путь. И Билл с Трубачом скрылись за поворотом, на левой стенке появился слабый отблеск от мощного луча американского фонарика. Пастух и Муха в темноте, перебирая по влажной стене руками, стали пробираться к бункеру.

Грот. Это Пастух понял по эху, которое стало шире и раскатистей.

Через несколько минут они услышали журчание воды, и Пастух, идущий впереди, жестом остановил Муху. Тот замер.

Нет, показалось. Только журчание воды и эхо.

Пастух тронул Муху: дескать, пошли. Сделал шаг вперед и вдруг почувствовал на своем кадыке холодное прикосновение острого металла…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Штат Орегон, США

Москва

11 мая 1986 года, 18.12

Бывают моменты, когда можно возненавидеть чистоту и порядок. Особенно если из них делают культ, как в маленьких прилизанных медвежьих углах одноэтажной Америки. Похоже, на этих компьютеризированных хуторах люди вообще ничего, кроме своих газонов, не видят. И стригут, и стригут… Черт бы их всех подрал!

Такие невеселые мысли одолевали худощавую женщину средних лет, одиноко бредущую по заваленной пожухлыми листьями аллее парка в одном из небольших городков на юге Америки.

Уже три года длится эта вялотекущая шизофрения! Преподавание химии в частном колледже, зарплата неплохая, свой домик. Но в этом домике ее каждую ночь преследуют тревожные сны. В Швеции такого не было. Может, оттого что ощущала она себя там не так одиноко, хотя соотечественников вокруг почти не было. Она, впрочем, по ним особенно не тосковала.

Здесь — совсем другое дело. Русских — как собак нерезаных, и каких русских! Нет, есть, конечно, приличные люди, как везде, но их еще поискать надо.

Достойную работу тоже удалось найти не сразу. Пришлось сначала подтверждать диплом, а пока суд да дело — сменить уйму всяческих профессий. Если бы десять лет назад кто-то сказал прилежной студентке химического факультета, что ей предстоит проработать полгода приемщицей в химчистке, она просто покрутила бы изящным пальчиком у виска. А когда этот злосчастный момент настал, ей хватило чувства юмора, чтобы оценить странную иронию: мол, химчистка так химчистка, хоть какая-то химия!

В химчистке, естественно, тоже было не очень сладко. Иногда попадались истеричные клиентки, со скоростью тысяча слов в минуту изливавшие на плохо понятном тогда английском потоки негодования по поводу какого-нибудь микроскопического пятнышка, оставшегося на шелковой кофточке.

К счастью, все завершилось благополучно, и вот она уже в этой дыре, но все же при нормальной работе с разумной зарплатой. Хотя бы своим делом занимается.

Нет, жаловаться грех.

Мысли потекли в более оптимистическом русле, когда она вышла из сумрачного парка. Здесь ее убежище, ее четыре стены, где можно запереться, никого не видеть, не слышать. А самое главное — не напрягать постоянно лицевые мускулы, растягивая их в вымученной улыбке.

Перед тем как войти в дом, она на секунду задержалась у гаража, грустно взглянув на сломанный замок. Уже неделю руки до него не доходят. Впрочем, она пользуется машиной крайне редко, только для дальних поездок, случающихся раз или два в месяц. Права она получила еще в Союзе, будучи студенткой. Не хотелось ни в чем отставать от парней-однокурсников. Но дома применить их почти не пришлось, а в Америке выяснилось, что необходимо получать новые, международного образца. Тут вообще без машины никуда. Машина — железный идол.

Развалюха, стоявшая в гараже, была куплена не слишком дорого на рынке подержанных автомобилей. Старенький «форд»» так себе, но цвет красивый, кремовый.

На работу она ходила пешком — колледж недалеко, всего в паре километров.

Размеренная, тихая жизнь. Долгие одинокие блуждания по безликим улочкам. Вечера, занятые перечитыванием немногих книг на родном языке, которые можно было найти в этой дыре, и механической полировкой ногтей, в то время как все мысли — в прошлом. И сны — там же. Тревожные сны.

И все же в последнее время она мечтала увидеть хотя бы кошмар, что было исключительно трудно, так ее одолевала ужасная бессонница. Ничто не помогало: ни пачки успокаивающих средств, ни подсчет воображаемых розовых слоников, ни бесконечные прогулки с собакой. На улице ей вообще становилось как-то не по себе, чего раньше не наблюдалось. Как-то раз в том самом парке она заметила, что за ней идет мужчина. С одной стороны — эка невидаль, мужик как мужик, молодой, издалека заметно, — скромно, вполне прилично одетый, на маньяка непохож. Он шел за ней неотступно, на расстоянии полусотни метров, среди голых осенних деревьев. Потом вдруг исчез.