Леди Арт
Шрифт:
— Какая картинка? — Хелена напряглась, её глаза сверлили его, но Эдвард оставался спокоен.
— Она лежала на столе. Я случайно увидел.
— Она была под… — Хелена осеклась и отвернулась, нахмурившись.
— Извини.
Она молчала, глядя вдаль, и Эдвард был уверен, что на этом разговор закончится, но Хелена ответила, и слова давались ей с трудом.
— Я не знаю. Видимо, этот… Тогда я смотрела изнутри, но в последнее время часто вижу его во сне. Таким, как на рисунке. — Она бросила взгляд на замок, поглаживая перила балкона. — И я боюсь представить,
— Красиво. Правда.
Эдвард посмотрел на неё и осторожно накрыл её ладонь своей. Хелена никак не отреагировала: не вздрогнула, не убрала руку. Лишь через время тихо попросила:
— Давай не будем говорить об этом. Ни о замках. Ни о картинках.
— Хорошо. Тогда-а, — Эдвард снова перевернулся, облокотился на перила и прищурился, придумывая тему. — Я знаю, что ты не училась в Академии. Где тогда?
— Дома. — Хелена пожала плечами. — Я сказала, что не хочу никуда ехать, и никто не был против.
— Мне нравилось в Академии, — улыбнулся Эдвард. — А в Мидланде ты когда-нибудь была?
Хелена покачала головой.
— Только на балах и у… — она осеклась и после паузы добавила: — В городах — нет.
Как так вышло, Хелена не знала. Мидланд — такая знаменитая страна, привлекающая молодых людей больше сотни лет, никогда не казалась ей интересной, разве что в историческом плане. Хелене не нравились их «прогрессивные» устои: демократия, стёртые классовые границы, их мода и традиции. Когда нужно было сделать выбор, где учиться, разница между тем, что она знала, к чему привыкла, и тем, куда ей предлагали уехать, напугала. И Хелена была счастлива, когда отец позволил остаться, хотя все настаивали: у неё был потенциал, в школе могли его раскрыть, отточить. Может, будь аргументы весомее, сейчас бы она не задавалась вопросами, куда делось то, что называли потенциалом, почему забылось то, чему учил отец.
— Зря! — заявил Эдвард. — Там классно, правда! Столько всего! И так свободно… Я понимаю, почему Джон не хочет оттуда уезжать. Филиппу, конечно, не понравилось, но Филиппу ничего не нравится. Только книги, драконы и девицы сомнительного происхождения.
Эдвард хмыкнул и тряхнул головой. Хелена одобрительно улыбнулась уголками губ.
— А знаешь! — воскликнул он, подскочив, и на лице его зажглось такое выражение, будто идея захватила всё его существо. — Может, слетаем в Мидланд? Я оценил Санаркс. Теперь твоя очередь.
Хелена с недоверием посмотрела на него, горящего энтузиазмом, а потом, виновато поджав губы, отвернулась и произнесла тихо:
— Не сегодня.
— Конечно. — Эдвард понимающе кивнул: сегодня был не тот день, и завтра будет не тот. Не в его силах было разрушить эту странную гнетущую традицию, он понимал это с самого начала, и всё равно плечи у него опустились. — Может, через неделю-две? — неуверенно спросил он.
Хелена задумалась и вздохнула.
— Хорошо. Правда, Эд. Я съезжу с тобой в Мидланд. Позже. — Она подняла на него усталый
Эдвард развёл руками — так и быть, уже действительно было поздно. Они вернулись в комнату; Эдвард тяжело вздохнул у дверей и притянул Хелену к себе.
— С днём рождения, милая, — прошептал он.
Она прерывисто вдохнула, её пальцы скользнули по его спине, сжали ткань пиджака, и Эдвард хотел её поцеловать тогда, но не решился, только улыбнулся на прощание и с удовольствием чувствовал, как она провожала его взглядом, пока не дверь закрылась.
А потом Хелена опустилась на край постели и закрыла лицо руками.
Эдвард крутился рядом с самого утра, взволнованный и возбуждённый. Две недели до этого он тоже не мог успокоиться и по тысяче раз уточнял её планы, чтобы ничего не сорвалось. Сначала Хелена искренне недоумевала, потом раздражалась (но отказываться назло не стала), затем смирилась с неизбежностью поездки, а в тот самый день поняла: эмоции Эдварда заразительны. Эдвард пылал энтузиазмом, непонятной ей гордостью, и Хелена не могла не улыбаться, глядя на него.
А он так осмелел, захваченный своей идеей, что даже осадил сэра Рейверна, когда тот во время работы с документами сделал замечание, что вместо «детских развлечений» пора «браться за ум».
Позднее тем же днём Эдвард жаловался на это Хелене, когда они сидели в гостиной и пили чай, и та пыталась не засмеяться, представляя оскорблённого до глубины души советника.
— Я сказал ему, что мир не рухнет за день, а наша поездка больше не займёт. Потом мы вернёмся, запрёмся в замке и будем работать-работать-работать. К тому же сейчас делами официально должен заниматься он.
Сэр Рейверн бы был очень недоволен, если бы увидел, как Хелена веселится, будто одобряет подобное, но Эдвард рассказывал всё так естественно, что сложно было удержаться.
— Надеюсь, он нас простит, — сказала Хелена. — Когда мы отправляемся?
Эдвард посмотрел на часы. Разница между Санарксом и Мидландом составляла пять часов, не было смысла выезжать рано, тем более что Эдвард планировал остаться до полуночи и встретить первый день зимы там.
— Уже можно, — сказал он, встал и подал Хелене руку. А потом окинул взглядом её длинное платье. — У тебя ведь есть что-то покороче, правда? Так будет неудобно.
Хелена изогнула бровь.
Мидланд оказался самым странным местом, которое она когда-либо видела. С одной стороны, город походил на Ренджерелл: низкие светлые дома, классическая архитектура, большие окна, просторные улицы. С другой стороны, он горел. Он бурлил энергией настолько живой и неоднородной, словно весь мир съехался в одно место. Балы и приёмы не шли ни в какое сравнение. В Мидланде скопилось столько экзотики, столько силы — и сколько хаоса. Хелена сильнее вцепилась с плечо Эдварда: атмосфера давила ей на голову. В любой другой ситуации она бы не продержалась здесь ни минуты.