Леди и некромант. Тени прошлого
Шрифт:
– И что это было?
– интересуется Хиргрид, когда столичный хлыщ исчезает в толпе точно таких же, разряженных и утомленных жизнью, полагающих, будто само их присутствие должно осчастливить всех прочих.
– Это был начальник личной охраны Императора, - свистящим шепотом говорит Харвар.
– И если ты, сестричка, постараешься, то мне в этой охране найдется место...
Хиргрид сомневалась.
Слабосилка не возьмут. А если и возьмут, то лишь затем, чтобы поиграться, как кошка играет с мышью и сам Харвар с рабами... и может,
...нет, шутки Хиргрид любила.
За ней послали раба.
И тот, беспрестанно кланяясь, все же смел поторапливать госпожу.
Экипаж. И прогулка за городскую стену, где раскинулось разноцветное поле шатров - Император не счел нужным остановиться в городе. Шумный лагерь. Люди. Лошади. Суета.
Дорожка.
Смех гвардейцев.
Свист даже... в плаще она смотрелась нелепо и была, наверное, не первой из тех, кто искал милости императорских вельмож. Пускай. Свист Хиргрид не трогал.
Она вошла в шатер.
Осмотрелась.
– А...
– человек, имя которого ей не удосужились сообщить, был несколько нетрезв. Он возлежал на подушках, мусоля куриную косточку, которую кинул в Хиргрид. Рядом устроились еще двое, верно, из ближнего круга приятелей.
– Провинциалочка... люблю провинциалочек, они горячие... давай, крошка, покажи товар лицом...
И Хиргрид позволила плащу сползти.
Воцарилась тишина.
Она знала, что выглядит... жутко.
Алая юбка с запахом.
Алая рубаха, достаточно короткая, чтобы обнажить живот и выбитый алыми чернилами круг Вдовы на нем. Руки, выкрашенные алой краской. И узкая маска, ибо Вдова, как и все боги, многолика, а потому каждая из дочерей ее - есть Она.
– Г-госпожа...
– он вскочил и поспешил поклониться.
– П-простите, г-госпожа...
...это показалось ей забавным.
Как и гнев Харвара.
О, как он кричал... матушку побеспокоил. И та велела Харвара запереть.
– Дорогая, - сказала она Хиргрид, коснувшись волос, заплетенных в две традиционные косы.
– Я понимаю, что ты гордишься своим... призванием, но не стоит вот так... ставить окружающих в известность. Слухи пойдут...
...был бал.
...Император восседал на золоченом кресле, поставленном на помост. Помост держали шестеро аррвантов, обличьем весьма похожим на людей. Если бы не стеклянная полупрозрачная кожа, их можно было бы принять за чрезмерно рослых рабов.
В руках Император держал монету.
Обыкновенный золотой, который он катал по ладони с видом презадумчивым. И казалось, ему не интересны ни этот бал, устроенный в его честь, ни собравшиеся на балу...
Смотреть на Императора так открыто - дерзость, но Хиргрид не могла отвести взгляда. И в какой-то момент он очнулся от собственных мыслей. Повернулся к ней.
И поманил.
Величайшая честь.
Или...
Она поспешила подойти и преклонить
Аррванты не шелохнулись. Толпа за спиной гудела и волновалась, гадая, что же понадобилось Блистательному от ничтожной девицы...
– Встань, - его голос был сух и тих, но Хиргрид поднялась.
Взметнулся искристой волною купол, отрезая их от прочего люда.
– Тоже это слышишь?
– Простите?
Она слышала музыку. Пока слышала. Визг скрипок. И мелодичные переливы цитр, медный грохот труб и удары, которыми управитель отмерял ритм...
– Надо же, - Император разглядывал Хиргрид с вялым интересом.
– Такая юная... жаль, что тебе придется умереть.
– Мне?
– Не только тебе. Если это хоть сколько-нибудь утешит, то умрут они все... почти все, - поправился Император.
– Оглянись.
Она обернулась.
Ничего нового... бальная зала. Мраморный потолок. Белые шары и белые лилии. Цветочные гирлянды. Штандарты и клетки с певчими птичками, которые молчали и задыхались от духоты и шума. Люди... множество людей, старательно делавших вид, будто нет им дела до Хиргрид, но общее любопытство было вязким, тяжелым.
– Они веселятся, не зная, что привычный им мир уже летит в пропасть, - сказал Император.
– Почему?
– Почему летит? Так сплелись дороги...
– Но...
– огромная дерзость разговаривать с Императором в подобном тоне.
– Почему вы его не остановите?
Император рассмеялся.
И хриплый смех его был страшен.
– Остановить... ты тоже полагаешь меня всемогущим? Это где-то приятно, но... боюсь, слишком поздно.
Император поднял руку, прижав к виску, на котором уродливым бугром выделялась золотая бляха.
– Мой проклятый дар... я вижу грядущее, но не вижу, как изменить его... иди, дитя... иди и забудь обо всем... веселись. Празднуй. Выпей вина... и не думай...
...она и не думала.
Старалась.
Ее спрашивали, конечно, о чем говорил Император, и Хиргрид, закатывая глаза, лгала... ах, простите, об учебе... о том, не собирается ли она навестить столицу... планирует ли остаться в храме... вежливость, не более того. Мгновенье высшей симпатии, которые заставили матушку приосаниться, а отца - нахмурить брови. Он не спешил радоваться этакому благорасположению.
...Император отбыл на рассвете.
Уехал, взяв с собой лишь четверых гвардейцев, что само по себе было удивительно. И в городе говорили... обо всем и сразу. Но в разговорах этих, чуяла Хиргрид, не было и толики правды.
...потом в газетах написали о мятеже.
...и гневно обличали тех, кто, отринув вековые заветы и богов, провозгласил свободу рабам. Это было до того нелепо, что...
Харвар, после того заключения сделавшийся злым и задумчивым, начал уходить из дома. Он и раньше, случалось, исчезал на день-другой, возвращаясь хмельным, голодным и до странного счастливым. Но ныне все было по-другому.