Леди и война. Цветы из пепла
Шрифт:
Она сухая. И не голодная. И не заболела. И для зубов слишком рано…
– Что не так, маленькая? – Тисса ходит по комнате, потому что так ей легче, и Шанталь на руках замолкает хоть ненадолго.
Все не так. Неправильно.
Ласточкино гнездо тоже волнуется. Оно дрожит, пусть бы глазам это незаметно. Замок тоже слышал о том, что вот-вот наступит темнота? Но в Гнезде есть свечи, масляные лампы и факелы.
Темнота – это не так и страшно.
Даже хорошо, если верить Урфину, а не верить ему Тисса не может.
– Все обойдется. Обязательно…
…или сочтут, что Тисса обезумела. С женщинами после родов такое случается, ей рассказывали.
– Но лучше пусть обо мне шепчутся, чем искать кого-то. Да и мало ли что может произойти в темноте? Правильно?
Надо одеться, но старые наряды тесны в груди, а единственное новое платье, сшитое специально, чтобы Урфина встретить, испачкалось. Это из-за молока, которое льется и льется, как у простолюдинки. Шарлотта так сказала и предложила грудь бинтовать, она сама так делала.
Все так делают.
А Тисса снова придумала что-то несуразное… ведет себя неподобающим образом. И одевается ужасно. Носит крестьянские блузы с глубоким вырезом и шнуровкой. Что сделаешь, если ей в таких удобней? И даже если испачкаются – а пачкаются постоянно, – то и не жаль.
Но в этих нарядах она и вправду на леди не похожа. Долэг и та высказалась…
– Она стала совершенно невозможной. – Тисса накинула на плечи шаль. Конечно, на блузке очень скоро появятся пятна, но шаль прикроет. – Я ей говорю, а она не слушает… Вот что делать?
Но привычные мелкие проблемы, которые прежде, случалось, доводили до исступления невозможностью их решить раз и навсегда, теперь вдруг поблекли.
Какая разница Тиссе, что о ней скажут и уж тем более подумают?
Главное, чтобы Урфин живым остался.
– А с замком мы как-нибудь управимся, верно? – Тисса прижала к себе Шанталь, которая все никак не могла успокоиться. Серебряную пустышку выплевывает. Раскраснелась от натуги. Лишь бы до жара не доплакалась…
Долэг ворвалась в комнату без стука – еще одна дурная привычка из числа многих, появившихся в последние полгода. И Тиссе стыдно признать, но она не справляется с сестрой.
– Мне нужно с ним поговорить. – На Долэг была алая амазонка с укороченным, по новой моде, подолом, который открывал ноги едва ли не до середины голени. Впрочем, Долэг утверждала, что если ноги в сапогах, то ничего страшного.
Все так носят.
Кроме Тиссы, конечно.
– С кем?
Шанталь, прижавшись к груди, замолчала. Только пальчиками крохотными шевелила, то сжимая в кулачок, то разжимая.
– С Урфином. Где он?
Когда все успело измениться? Долэг ведь другой была. А теперь… В руке стек. На голове – шляпка точь-в-точь как у Шарлотты, только с вуалькой, которая крепится сбоку. Тисса и себе такую хотела, с высокой тульей и кокетливо загнутыми полями, но как-то все в очередной раз закрутилось и стало не до нарядов.
– Ушел.
Долэг
Долэг и в голову не приходит, что ее желание может быть не исполнено. В Ласточкином гнезде, в отличие от замка, ее желания всегда исполнялись. Тиссе хотелось, чтобы сестра была счастлива.
– Куда ушел? – Долэг нахмурилась. – И когда вернется? Мне надо с ним поговорить.
Этот разговор неизбежен, и, пожалуй, Тисса будет рада, если он состоится. Возможно, Урфин сумеет объяснить Долэг, что она ведет себя непозволительно свободно.
Сумеет. Вернется и сумеет. Все уладит, как обычно.
– Хорошо. – Долэг потрогала шляпку, убеждаясь, что та прочно держится благодаря паре дюжин шпилек и новомодному воску, что придавал волосам блеск, а укладке – нерушимую прочность. – Тогда ты скажи Седрику, чтобы нас выпустили.
– Куда?
– Кататься.
И эти прогулки Тисса не одобряла, но терпела, пожалуй, чересчур долго терпела. Ну да, что плохого в том, что девочка немного развеется? Так ей казалось прежде.
– Вот только не начинай опять! – Долэг скрестила руки на груди.
И поза знакомая. Чужая. Слова во многом тоже чужие. И привычки эти… давно было пора вмешаться. А Тисса все откладывала неприятный разговор. Не хотелось сестру ранить. Или Шарлотту, которая ведь не со зла.
– Ты не имеешь права меня удерживать!
– Имею. И буду. Сегодня никто никуда не поедет.
Тисса подозревала, что, даже случись ей приказать открыть ворота, что было бы полнейшим безумием, Седрик не подчинится. Вероятно, он уже отказал и Долэг, и Шарлотте – этот отказ переродится в очередную ссору, которые в последнее время случались все чаще – поэтому Долэг и явилась.
– Сейчас ты отправишься в большой зал и найдешь себе там занятие.
– Какое? – Стек постукивает по голенищу сапога, и этот мерный звук вновь беспокоит Шанталь.
– Любое. – Тисса пытается говорить ровно, но еще немного, и она расплачется. – Шитье. Вышивание. Книгу. Лото… что угодно.
– И сколько мне там сидеть?
– Столько, сколько понадобится.
Возможно, ничего страшного не произойдет, но лучше подготовиться к худшему. В старых легендах темнота рождает чудовищ.
– Долэг, пожалуйста, не спорь со мной. Только не сегодня! Я умоляю.
Потому что у Тиссы почти не осталось сил, а сделать надо многое.
– Пожалуйста, хоть раз сделай так, как я прошу.
– Иначе что?
– Иначе мне придется посадить тебя под замок.
Почему-то вспомнилась та холодная комната в замке, книга, слова которой казались несправедливыми, обидными, замерзшие пальцы и перо, из них выскальзывающее.
Нельзя так поступать с Долэг…
Но если ее не остановить, она навредит себе же. Сделает что-то, о чем будет жалеть, потом, позже, когда убедится, что вовсе не так взросла, как сама себе думает.