Леди Малфой
Шрифт:
Вскоре все переместились к склепу. Люди все пребывали и прибывали, их мысли смешивались в моей голове и превращались в зыбучие пески, затягивающие моё сознание в свои пагубные глубины. Но мне не нужны были все, мне нужны были лишь некоторые…
Вокруг все было белым, ледяным, чистым и радующим взгляд. Вот только темный гроб из красного дерева, да люди в черных одеждах разрушали такую идиллию морозного дня.
Я засмотрелась на свои белые холодные пальцы, на них ярко блестели два дорогих мне кольца — рунное и обручальное. Драко не позволил отцу снять печать Лилит,
— Но сын, после нас будут поколения, оно ценное…
— Нет! И мама, и Гермиона со мной бы согласились, не спорь! — и он прав.
Доминик рыдал в голос, ни мать, ни сестра не могли его успокоить, и я подошла к ребенку. Его замотали школьным зеленым шарфом, чем немного заглушили всхлипывания, но горе его было неподдельным и бескрайним.
«Тетя Герми, тетя Герми…» — больше он не мог ни о чем мыслить.
Мысли Астории я уже слышала, она с самого утра мысленно пересчитывала детей, прощалась со светской жизнью и настраивалась на семейную. Она взяла себя в руки, и сразу же заняла освобожденное мной место. Может и вправду, оно её по праву, а я его слишком долго занимала? Ты уж постарайся, милая, ты сможешь, обязательно сможешь…
Люциуса поддерживал Драко, оба были не бледными, как обычно, а просто серыми.
«Она ради сына, ради сына…» — убеждал себя муж и сам себе не верил. Его подкосила моя смерть, и не уверена, что он оправится. Маги живут долго, конечно, но только если хотят.
Эйден прижимал к себе замерзшую Сильвию и тихо плакал, его мысли мне не понравились, он во всем винил брата и в его душе, в ту самую минуту, зарождалась злоба. И уже не только черная лоснящаяся на солнце перчатка была самым темным пятном в его личности, теперь нет.
Габриэль стоял особняком, но зато ближе всех к покойной матери. Его лицо напоминало выжженную пустыню, ни морщинки, ни складочки, ни единой эмоции, ни одной слезинки…
«Они поплатятся, они все поплатятся!» — огонь был не внешним, огонь сжигал его изнутри, превращая в пепел те немногие чувства, что когда-нибудь могли вытянуть его душу к свету. Он не оставил себе шанса, сам.
Алексия не шевелилась, держала под руку мужа, и не отрывала от моего окаменевшего лица пристального взгляда синих родных глаз.
«Как ты посмела?! Ты всех бросила, ты меня бросила? Как ты могла…» — была бы я живой, то задохнулась бы от её горечи и возмущения.
В гуще народа, между Амандой Руквуд и каким-то сослуживцем Драко, в пальто из плотного твида и вязаной шапке стоял Том Марволо Риддл. Если бы у меня была возможность плакать или смеяться, я бы так и сделала. Он не знал, что я его вижу, ведь знай, ни за что не явился бы! Я подошла к нему, пройдя сквозь Макнейра, отчего тот чихнул, и прислушалась, а услышав, отшатнулась.
Он любил Габриэля! Мой сын никогда не сможет любить сильнее, чем это зло во плоти, и вперемешку с пустотой его изможденной души там жила жгучая благодарность и сожаление.
«Я был не прав, выбора между скукой и страданием не существует…» — ну, может в этом ты и ошибся, но в том, что твой мир мне
Если посмотреть Лорду в лицо и убедиться, что мир не безнадежен, я была даже рада, то вот Гарри и Рон не вызывали во мне таких чувств. Снова оборотное зелье! Но меня уже не провести, я вижу, кто есть кто, и слышу мысли мужчин. Рон не понимает, почему товарищ решил прийти и что-то там сказать, он не верит в успех. А еще и мороз стоит жуткий, и домой ему хочется, и Хьюго болеет…
Гарри засунул руки в карман джинсов, чтобы не выдать себя, начав поправлять дужку несуществующих очков, и оглядывал всех присутствующих грустными зелеными глазами. Он не мог поверить, что перед ним моя семья, мои друзья и вся моя жизнь! Не мог! Он внимательно рассмотрел сцепившего зубы и кулаки Драко, готового вторить Доминику и еле сдерживающего такой свой порыв, залюбовался неяркой, а оттого завораживающей красотой Сильвии, заскрежетал зубами от злости, остановив взгляд на лорде Люциусе Малфое, и чуть было не упал, заметив в толпе Риддла, и не подозревающего, что Поттер мог осмелиться прийти в Малфой-мэнор. Ну что же, это уже не мои проблемы, не моя жизнь, разберутся как-нибудь!
Но безразличие меня покинуло, как только я услышала последнюю мысль Гарри.
«Ну где же ты, Габриэль, где же ты…» — сын понял, что к нему обращаются, и обернулся, выискивая собеседника в толпе, но еще до того, как он его обнаружил, Рона кто-то толкнул. Тот грубо ответил на вежливое извинение и Поттер поспешил удалиться, а жаль, я бы хотела услышать, что он так сильно хотел высказать моему сыну.
На последок Гарри успел прошептать:
— Прощай…
Меня его прощание не заинтересовало и не тронуло, я вслушивалась в слова, произносимые старшим сыном. Слова были древние и темные, и я мучительно вспоминала, где могла их слышать или читать?
Габриэль хотел украсть мои воспоминания, мою память, оставив себе хоть частичку любимой мамы! Глупый, я уже давно приготовила объемную колбочку, её тебе вручат после оглашения завещания, что я, зря тут все рассказывала?! Нет, ты не все узнаешь, конечно, но тебе хватит, чтобы понять и простить, и Эйдену покажешь, и повзрослевшим дочерям, и своим детям, если тем будет еще интересно, так что не трать силы, милый, они тебе понадобятся. В моих воспоминаниях тебе предстоит прожить всю жизнь своей матери, найти себе новых врагов, понять моих старых друзей, и ты сможешь! Малфои сильные, очень сильные…
На руках у Беллы угукнула Эйприл, ребенка женщине вручили впопыхах, пока готовили цветы и дописывали прощальную речь, а забрать так и не забрали. Курносая, живая, сероглазая, она перебирала подвески на массивных серьгах женщины и не понимала, что теперь сможет говорить с матерью лишь на портрете. Ей будет труднее всех, но время не вернуть, а если бы я и смогла его вернуть, по-другому все рано не поступила бы. Малышка уткнулась в плечо Лестрейндж и решила заплакать, успокаивая дитя, та крепко сжала её маленькую ладошку.