Леди полночь
Шрифт:
– Он что-то шептал.
– Морщинка появилась между ее бровями.
– Он сказал, что есть места, где пересекаются лей-линии. Я предполагаю, что он знает о существовании таких мест, где сходятся более, чем одна или две линии. Возможно, даже все.
– И это важно потому, что?..
– она покачала головой.
– Я не знаю. Мы знаем только то, что все тела были выброшены в местах, где есть лей-линии, и это - определенно один из видов волшебства. Возможно, в точках пересечения есть нечто, о чем нам стоит знать. Мы должны найти карту. Держу пари, Артур
– Хорошо.
– Хорошо?
– она казалась удивленной.
– Малкольм будет переводить эти бумаги несколько дней, и я не хочу проводить эти дни, сидя без дела в Институте, уставившись на Марка, ожидая его к… просто ожидая его. Лучше, если мы продолжим работать, зная, что делаем.
– Его голос звучал странно даже для его собственных ушей. Он ненавидел это, ненавидел показывать любой признак слабости, который кто-то мог заметить или услышать.
Хотя Эмма была единственной, кому он мог показывать это. Эмма - единственный человек, которого не заботило это. Не нуждался в том, чтобы он был идеальным или супер сильным.
Прежде, чем Джулиан смог сказать что-либо еще, телефон Эммы громко зазвенел. Она вытащила его из своего кармана.
Кэмерон Эшдаун. С хмурым лицом она смотрела на ламу на экране.
– Не сейчас, - сказала она и запихнула телефон назад в джинсы.
– Ты собираешься сказать ему?
– спросил Джулиан, услышав жестокость в собственном голосе, которую он тоже ненавидел.
– Обо всем этом.
– О Марке? Я никогда бы не рассказала. Никогда.
Ему становилось все тяжелее управлять машиной.
– Ты же мой парабатай, - сказала она, и теперь в ее голосе был гнев.
– Ты знаешь, что я бы не стала.
Джулиан резко нажал на тормоз. Автомобиль занесло вперед, руль выскользнул из его рук. Эмма визжала, когда они слетели с дороги и покатились в канаву около шоссе между дорогой и морем.
Облако пыли кружило вокруг автомобиля. Джулиан повернулся к Эмме. Её лицо было белым.
– Джулс.
– Я не это имел в виду, - сказал он. Девушка пялилась на него.
– Что?
– Ты мой парабатай, и это лучшее, что есть в моей жизни, - объяснил Джулиан. Слова были произнесены твердо, просто и немного несдержанно. Эта фраза, произнесенная, наконец, вслух, принесла ему облегчение.
Она быстро отстегнула свой ремень безопасности, приподнимаясь на месте, чтобы торжественно посмотреть на него сверху. Солнце было высоко над головой. Вблизи он видел золотые узоры в коричневом цвете ее глаз, рыжие веснушки, разбросанные по ее носу, блестящие от солнца волосы, смешанные с более темными прядями на затылке. Сырая умбра и желтый Неаполь, смешанный с белым. Он мог чувствовать запах розы и шампуня от них.
Она приблизилась к нему, и он почувствовал тепло ее кожи. Их колени соприкоснулись.
– Но ты сказал...
– Я знаю, что я сказал.
– Он повернулся к ней.
– В то время как я отсутствовал, я понял некоторые вещи. Непростые вещи. Возможно, я даже понял это, прежде
– Ты можешь сказать мне, что это за вещи.
– Она слегка коснулась его щеки. Он чувствовал напряжение во всем теле.
– Я помню то, что ты сказал о Марке вчера вечером, - она продолжала.
– Ты никогда не был старшим братом. Он был им. И если бы его не забрали, если бы Хелен осталась с нами, то ты бы сделал другой выбор, зная, что о тебе кто-то заботится.
Он выдохнул.
– Эмма.
– Острая боль.
– Эмма, я сказал то, что я сказал, потому что иногда я думаю, что попросил тебя стать моим парабатаем, потому что хотел, чтобы ты была связана со мной. Консул же хотел, чтобы ты пошла в Академию, а я не мог выдержать этого. Я потерял столько людей, и я не хотел потерять еще и тебя.
Она была так близко к нему, что он мог чувствовать высокую температуру ее нагретой солнцем кожи. На мгновение она замолчала, он чувствовал себя приговоренным в ожидании казни, палач завязывал петлю вокруг его горла. Ожидание падения.
Эмма положила руку на рычаг между ними.
Можно было заметить контраст их рук. Ее выглядели тонко, но более травмировано, с шероховатостью и большим количеством мозолей, чем у него. Его стеклянный браслет пылал как драгоценные камни в солнечном свете.
– Люди делают сложные вещи, потому что сами люди сложные, - сказала она.
– Вся эта информация о том, что ты предложил мне стать парабатаем только из-за твоих благих намерений, ерунда.
– Я хотел связать тебя со мной, - повторил он.
– Я обязан был остаться здесь. Возможно, ты должна была пойти в Академию. Возможно, это было бы лучшим местом для тебя. Возможно, я оградил бы тебя от чего-то...
Эмма посмотрела на него. Ее лицо было открыто и абсолютно доверчиво. Он чувствовал, как его убеждения разрушались, убеждения, которые он создал, перед тем, как уехать в начале лета, убеждения, которые он носил в себе до момента, когда снова увидит ее. Он чувствовал, что они рушились внутри него, словно волны, разбивавшиеся о скалы.
– Джулс, - сказала она.
– Ты дал мне семью. Ты дал мне все.
Телефон Эммы зазвонил снова. Джулиан расслабился, его сердце бешено колотилось, когда она доставала мобильник. Он смотрел, как ее лицо изменило выражение.
– Ливви прислала СМС. Она говорит, что Марк проснулся. И он кричит.
Джулиан нажал на газ, и они поехали домой, Эмма крепко сжала колени руками, когда стрелка спидометра подскочила выше восьмидесяти. Они буквально влетели на парковку позади Института и резко нажали на тормоза. Джулиан бросился из автомобиля, Эмма выбежала следом за ним.
Они поднялись на второй этаж к младшим Блэкторнам, усаженным на полу около двери Марка. Дрю свернулась калачиком рядом с Тавви, напротив располагалась Ливви; Тай сидел один, его длинные руки свисали между колен. Все они уперли свой взгляд в дверь: часть её была сломана, через это отверстие Эмма могла слышать голос Марка, громкий и сердитый, и затем другой, тихий и более спокойный - Кристина.