Ледобой. Зов
Шрифт:
— Иди сюда, — сплюнул, потащил на себя.
Сивый тоже мрак раздирает, пополам рвёт, дрожит, будто тетива под стрелой, аж испарина выступила и тут же замёрзла. И такой вой волосы поднимает, хоть бросай поганца, да руками уши зажимай. Безрод разорвал мрак — тот лопнул с таким грохотом, будто дерево треснуло — швырнул обрывки по сторонам, скорее скорого сомкнул пальцы на нижней челюсти нелюдя, дернул на себя. Сначала хрустнуло, потом влажно хлюпнуло. Стюжень усмехнулся, скосил глаза: наземь босота бросил, зубами вниз упала, бородой ошмётки мрака подмела.
— Иди сюда, красавец
Упирается, захват сбивает, сучит ногами, щерится сиротским оскалом… и всю руку забрызгал — ручьем течёт нечто грязно-пепельное. Ещё бы не текло — тебе только что нижнюю челюсть вырвали. Кровь ублюдка холодная, ровно в ледяной водопад руку сунул. И вот честное слово смотреть жутко: челюсти нет, сам почти бесцветный, орать не может, видишь, как в глотке язык трепещет, ровно прапор на ветру, и только сип летит в лицо: «Отпусти! Отпусти!» И взгляд у сволочи осязаем, глядишь в неживые зрачки и глазам больно.
— Зенки прикрой, лопнут, — кулак второй руки Стюжень с размаху сунул в обнажённое нёбо душегуба, сломал всё, что мог сломать, одним движением собрал по кости жижу, выскреб череп, ровно яйцо всмятку ложечкой, и вытащил наружу. — Тьфу, мразота! Отмоюсь ли?
Отряхнул руки. Устало скосил глаза. Безрод усмехается, на нить показывает, мол, гляди, дальше бежит.
— Крупнее рыба, но главный там.
Верховный едва не рухнул. Как он держится, этот сивый парень? К нему мрак подползает, обнюхивает, ровно осиротевшая псина, мало не поскуливает. На ручки просится? В дворняги набивается? Ну вот, сапогом наддал. Да, нужно идти… Нужно идти… В той жизни деревни горят, люди мрут, льётся кровь, и некто умный и хитрый потирает руки… руки потирает… Надо идти. Надо, а нечем…
— Подъём!
Безрод вздёрнул старика на ноги, потрепал по щекам — палец в струп залез, зацепился за зубы. Стюжень с трудом поднял измученный взгляд, устало моргнул, слабо качнул головой. Еле-еле улыбнулся. Всё. Всё…
Всё? Сивый мрачно ухмыльнулся. Нет, не теперь. Потом как-нибудь. Не теперь. Огляделся, нашёл глазами клок мрака, что бестолково метался из стороны в сторону, щелкнул пальцами, подманил.
— Сюда, иди сюда.
Сгреб у сапога, раскрыл старику рот и сунул за зубы. Заставил проглотить.
— Глотай. Глотай, сказал.
Ага, правду говорят, что младенцы и старики похожи — и тех, и тех кормят с руки. Стюжень едва руками не засучил, как этот… недавний. Не горчит, не солонит, не кислит, но от крика едва удержался — ощущение непоправимого едва не затмило разум. Уж как устоял, не рухнул наземь, не сжался, не заскулил, потом Сивый скажет. Жутко сделалось, хоть жизнь отдай. Вот прямо сейчас.
— Нам туда.
— Туда, — верховный бездумно кивнул.
Откуда только силы взялись, башкой мотнул так, что едва шею не сломал. Ох, запекло внутри, ровно кипящей смолой залит по самую макушку. Только рот раскрой, дым пойдёт. Из шкуры хочется выпрыгнуть… вот нож возьми, раскрои грудину, отвори ребра, словно ворота, да выпусти огонь на свободу. Стюжень глотал воздух и тушил пламя внутри. Потусторонье взялось за добычу по-хозяйски: что это такое? Сердце? Старовато, ну-ка
— Не так быстро, — Сивый рысью нёсся рядом, — близко уже.
— Давит меня… силы выжимает… на последнем держусь.
Выжимает, ровно тряпку, выдавливает жизнь до последнего мгновения — ни к чему это добро тут — и вся она в груди плещется, рёбра выгибает. Но лишь бы хватило жизни для последнего рывка, да Сивый? На том конце след затрясло, будто кто-то совсем рядом ярится, с верёвкой борется, петлю пытается скинуть.
— Не ожидал, гнус, — просипел верховный, кривясь — он мой, не лезь.
Враг сокрыт мраком, тоненько-тоненько, ровно одеждой. А она не срывается, и не разлетается, как ни тяни, как ни рви. Руку просунул, и то ладно. Старик на последних силах — сердце поднялось куда-то к горлу и мало наружу не вырвалось — тащил падальщика вовне. Ладно, я сейчас лежу на ложе в старом святилище, но отдал бы всё на свете, дабы посмотреть, что происходит с тобой. Спал небось в красных палатах, на мягкой перине… а тут за горло взяли. Верховный снарядил пальцы в кулак и… мелкой-мелкой угольной пылью разлетелся кус темноты там, где лицо. Другой удар… третий… Жирная темень впереди задрожала, след к земле пошёл, будто рухнул мародёр. Мрак впереди отпрянул, подобрался, чисто волк перед прыжком, и через мгновение одним рывком накрыл старика. Как проглотил. Но долей мгновения раньше к верховному рванул Сивый…
Глава 18
Отвада, Моряй и Перегуж спешились у мыска и, мрачно переглянувшись, нырнули под листвяной полог.
— А ты думал, этот день никогда не настанет? — буркнул Отвада. — Все уйдём, кто раньше, кто позже.
— Да ничего я не думал, — отмахнулся Моряй, наддал сапогом шишку. — Просто сказал, что будет мне старика не хватать. Как отец он мне, а ведь и кровный мой родитель жив-живёхонек.
— Все бояны осиротели, — Перегуж махнул рукой.
Говорить отчего-то не хотелось. У самого борода сединой прорежена, а всё равно глаза на мокром месте, как у мальчишки сопливого. Старик — глыба. А теперь что? Складывай тризный костер и провожай глыбу в последний путь. Скала сгорит на деревяшках.
— И Безрода жаль, — Моряй покачал головой. — Это ж надо, второй кряду заразу сам принял. Что за бедовый год?
— Не везёт, так не везёт, — процедил Отвада и ругнулся вполголоса — святилище рядом, не услышали бы боги. Но то, что на пределе слуха услышал сам, заставило встать на месте, ровно окаменел в единое мгновение. — Тс-с-с-с!
Все замерли, Моряй — так и вовсе с занесённой ногой, но все трое как один положили руки на мечи.
— Ну-ка за мной, — Отвада первым рванул вперёд.
Выбежали к старому святилищу, топоча и ломая сучья, будто лоси и что? Три изумлённых лица выглянули навстречу и застыли на мгновение. Ну ладно, не три, два — Сивый не удивился — но старики рты раскрыли, жевать перестали. Отвада и остальные переглянулись. Ты видишь то же, что и я? Стюжень сидит на ложе, ноги спустил наземь и хрустит яблоком? Нет, не хрустит — замер в оторопи, челюсть свесил, пережёванное мало изо рта не валится.
— Жвачка через струп лезет, — растерянно показал Моряй.