Ледовая армия
Шрифт:
Почему я не спросил про близких?!
Что со мною не так?
«Ты с тобою не так»
***
В Ластен-Онге наша флотилия выросла на четыре корабля. Один харьер — охотничий, в котором все время сидел кто-то из наемников Ока, проверяя дорогу. Два лайара, идущие обычно за «ИзоЛьдой» и баржа.
Сейчас большие корабли остались позади. Я едва видел их огни. Харьер умчался на разведку, и в обоих лайарах
— Все чисто.
В нашей посудине тряслись все Клинки Восходящего Солнца во главе с Тас Буром, трое наемников Ока (тот зловещий парень, одноглазая Вия и худосочный воин с выпученными глазами) и добровольцы из тех, кто вызвался отправиться в неизвестность, повинуясь дрожащему пальцу эмпата с баржи, и кому это сделать разрешили. Барри Рубенс очень не хотел отпускать Фарри, но тот настоял на том, что должен пойти. Он все время торчал рядом с рулевым, вглядываясь во тьму за стеклом.
На втором лайаре шли солдаты Рубенса, группа с баржи из тех, кого отобрал первый помощник Эда ан Кэма — Сабля (вот уж никак не ожидал увидеть бывшего пирата во главе такой огромной команды), остальные люди Ока и еще десяток добровольцев с «ИзоЛьды» во главе с Жераром.
Больше полусотни человек.
Против Братства Цитадели.
Я думал о том, как же странные чудики, которыми считали фанатиков Ледяной Цитадели, вдруг стали нашими злейшими врагами, способными на то, что мы увидели в недрах их корабля у Ластен-Онга. Зачем они сделали это? Что они хотели, растворяя в тех чанах живых людей?
Ведь почти наверняка эта участь ждала и других жителей города, опоенных и сложенных в штабели. Молодых и здоровых. Кто был стар или же недостаточно крепок — замерзли до смерти на столбах. Братство отнеслось к ним, как брезгливый и богатый покупатель на рынке, отобравший плоды посвежее и бросив остальные на лед.
И забрав рассаду.
Светлый Бог, я именно так и думал про женщин и детей, которых увезли с собой фанатики. Рассада.
Неужели за всеми этими переменами стоял собачий компас Черного Капитана?!
Неужели если бы когда-то давно, в прошлой жизни, не Эльм победил Гончую, а она его — то ничего этого бы не случилось? Братство бы по-прежнему ковыряло мертвые города и удивляло нас различными диковинными приборами? Не случилась бы резня на Береге, и все закончилось бы победоносной войной Содружества?
Неужели во всем виноват я и мое дурацкое желание дотащить глупую игрушку со стрелкой до Барроухельма?!
Сидя в углу кабины, уперев приклад дальнобоя в пол, я прижимался к холодному стволу лбом и никак не мог доказать самому себе лживость идеи, что погиб бы мальчик Эд в начале пути своего пути — сотни людей остались бы живы.
Слушая негромкие разговоры людей, идущих в темноту чтобы спасти незнакомых им женщин и детей, я пронзительно четко понимал, что в Барроухельме мое желание пожить обычной жизнью предало не только моих друзей. Оно предало всех, кто погиб
И если я выйду на лед и встречу объятьями чужой клинок или пулю, то предам их еще больше.
— Ты в порядке, юноша? — спросил меня басом Тас Бур. Шаман возвышался надо мною и из-за недостатка света татуировки на лице Клинка Солнца потемнели еще больше.
— Что?
— Сломаешь что-нибудь, — сказал он мне. Я опустил взгляд на побелевшие от напряжения пальцы, сжимающие дальнобой. Поспешно выпрямился и смущенно улыбнулся.
— Тяжелые думы лишь разрушают нас, — необычайно серьезно промолвил Тас Бур. — Думаешь о чем-то плохом — сделай что-нибудь хорошее. Спящий видит это и озаряет душу в ответ.
Он развернулся, словно забыв про меня, и вернулся к молчаливым соратникам.
— Впереди. Корабли. Два, — прошелестела Вия.
— Ну, началось, — произнес кто-то.
— Оба Цитадели? — спросил Фарри. — Далеко?
Женщина Ока помедлила несколько мгновений, а затем прояснила:
— Темно. Стоят. Я скажу. Когда.
Еще пауза.
— Выходить.
Мир за пределами лайара начинал светлеть. Ленивое холодное солнце вскарабкивалось на небосвод, чтобы залить Пустыню светом, не дающим тепла.
— Царн. Приказывает взять правее, — опять прошелестела Вия.
— Клещи, — вставил пучеглазый. — С двух сторон.
Они смотрели в пустоту. Мне стало не по себе от этих людей, таких одинаковых и таких непохожих на других.
— Я че-то не понял, — ответил рулевой. — Насколько правее?! Картографы песьи.
— Крути руль и помалкивай, — оборвал его Фарри.
И никто не отреагировал на эту дерзость. Никто не восстал. Не фыркнул презрительно, мол, что за юнец тут раскомандовался. Я с изумлением смотрел то на моего друга, то на забурчавшего себе под нос рулевого. Он тоже съел приказ?
— Хватит, — сказала Вия, когда мне показалось что мы уже и вовсе развернулись к нашему фрету.
— Слышал? — передал Фарри. Мужчина у штурвала нечленораздельно подтвердил.
— Левее, — вскоре вновь очнулась Вия.
Так они и вели нас по просыпающейся Пустыне, пока замотанный в шарф наемник не произнес:
— Дальше пешком.
Солнце уже показалось над ледовой броней, нам так повезло, что оно било прямо в лицо. Яркое, невыносимо яркое. Я натянул очки с металлической сеткой, чтобы хоть так защититься от выедающего глаза света.
Мороз подхватил нас. Мороз обнял. Жесткий лед заскрежетал под десятками кошек, пока мы растягивались в цепь, выглядывая в сверкающей Пустыне хоть что-то, похожее на корабли Братства. Но ничего кроме боли внутри головы я не добился. Опустил взгляд, чтобы хоть как-то удержаться в реальности. Этот искрящийся мир сводил с ума.
— Пошли!
И мы пошли. Неторопливо, экономя силы, растянувшись так, чтобы между идущими было пять-шесть шагов. Почти никто не бравировал оружием, держа его на плече. Наемники так и вовсе вышагивали как на прогулке. Клинки шли собрано, сдержанно. А вот пара добровольцев целились во что-то только им видимое. Это меня даже позабавило. Возможно, им казалось, что они выглядят грозно.