Ледовый десант
Шрифт:
Гнат мечтательно вздохнул.
— Об этой степи Чехов написал повесть. Возможно, он видел эти самые места. Только это была летняя степь.
— А весной тут, конечно, настоящая красота! Цветут тюльпаны, маки, как море плещется ковыль! — восторженно произнес Нудьга. — А с курганов, наверное, и море видно.
Михалюта остановился.
— Смотрите, луна всходит.
Луна только что выглянула из-за вершины кургана и казалась его серебряной короной. Минеры стояли в тени, а вокруг мириадами алмазов поблескивал снег.
— Какая сказочная картина! — покачал головой Михалюта.
—
— Кончится, Дмитро, когда-нибудь кончится, — грустно улыбнулся Гнат. — И мы еще попляшем и на твоей, и на моей свадьбе. Ну что, хлопцы, пошли дальше?
Уже перед рассветом минеры переползли речку Кальмиус — идти по тонкому льду было опасно. Провалишься в воду — что делать? Ни обсушиться, ни обогреться негде.
Когда в степи начала заниматься заря, остановились. Пора искать место, где можно было бы пересидеть до вечера.
Михалюта и Нудьга поднесли к глазам бинокли и стали рассматривать степь. Неподалеку увидели кошару с дырявой крышей. Рядом была криница с журавлем.
— Кошара брошена, наверно, осенью, — сказал Нудьга. — Как? Заселим? Да и железная дорога всего в каком-то полукилометре. А от сел и хуторов клуня довольно далеко.
— Согласен, — коротко ответил Михалюта.
Подрывники зашли в кошару. Сняли с чердака остатки сена, пахнувшего полынью, притрусили пол.
Во время похода бойцы проголодались. Поэтому все тут же начали доставать из вещмешков хлеб, тарань, жареную рыбу. Воскобойников вынул оладьи, испеченные из жмыха и дерти, которые дала ему на дорогу какая-то молодица. Мусафиров предложил «пирог» из перетертой и пережаренной вместе с высевками тюльки.
Нудьга обвел взглядом «стол», облизал губы и проговорил грустным голосом:
— Ешь — не хочу. А представьте себе, как сейчас хотят есть ленинградцы: и наш брат, и гражданские? Когда я слушаю передачи из Ленинграда, кровь в жилах застывает. Сколько там уже умерло людей от голода! Кто сосчитает?
Минеры тут же притихли, помрачнели.
После обеда все улеглись спать. На страже остались два подрывника. Не спал и Гнат Михалюта. Он лежал на чердаке и следил за железнодорожной колеей, расположенной неподалеку от кошары. Его внимание привлекла насыпь, описывавшая дугу на краю балки.
«Там и будем ставить мины», — решил Гнат.
Он начал обдумывать предстоящую операцию, распределять силы минеров.
«Охрана и прикрытие — четыре бойца со стороны Волновахи и столько же с мариупольского направления. Остальные занимаются минированием: двое устанавливают заряды, третий относит землю, маскирует мины. Надо наготовить веников. Курящих заставим вывернуть свои карманы — посыплем заминированные места табачком, чтобы собаки не вынюхали след. Один будет следить за сигналами бойцов прикрытия! Каждая тройка должна поставить самое малое две мины. Расстояние между минами — сто шагов. Фашистам и в голову не взбредет, что так густо может быть заминирован участок длиной всего в полтора километра! Электролиты надо настраивать от восьмого
Из-за поворота выехала дрезина с тремя солдатами. Ехала она медленно. Это насторожило Гната: «Следят, нет ли чего подозрительного на колее».
Через несколько минут из Волновахи на Мариуполь прошел поезд. На платформах стояли танки, орудия. Было и четыре пассажирских вагона.
Михалюта стиснул зубы. «Это тебе не машина на шоссе! Один такой эшелон чего стоит, если полетит с насыпи…»
Из-за тучи выглянуло солнце. Гнат, прищурившись, смотрел на блестящие рельсы, которые тянулись к самому горизонту и где-то там, далеко-далеко, казалось, протыкали хмурое небо.
«Это ж и Наташа ездила здесь. И, наверное, думала о наших встречах на станции Основа?.. Да, все в жизни взаимосвязано…»
Михалюта взглянул на Дмитра Нудьгу, спавшего рядом. Сержант улыбался во сне.
— Счастливый… — прошептал Гнат.
Нудьга, будто услышав его голос, тут же проснулся…
— Отдохни, Гнат! А я послежу и за часовыми, и за обстановкой. Покемарь. Ночь будет напряженная.
— До нее еще дожить надо.
— Доживем. Никуда от нас не денется эта ночь.
— Ты во сне улыбался, словно после поцелуя с Ниной.
— Она и в самом деле мне снилась. Видишь, даже во сне не расстаюсь с ней.
— Половина дня уже тю-тю. По всему видно, что мы прошли сюда незамеченными. Только бы в кошару кто-нибудь не забрел.
— Если кто-то заглянет, задержим до ночи.
Но никто минеров за день не потревожил. Все обошлось благополучно. И вечером они начали готовиться к выходу на железнодорожное полотно.
2
Более двух часов с перерывами (прошло три поезда) работали уже минеры. Бойцы выдалбливали под рельсами ямки для восьмикилограммовых зарядов и мин, относили с насыпи песок и землю, осторожно, словно хрусталь, опускали в ямки смертоносный груз.
Подрывники хотя и тренировались на рельсах в Ейске, все-таки нервничали, волновались. Особенно нелегко было Михалюте, Нудьге, Колокольцеву и Мусафирову — они настраивали химический электролит на заранее назначенный срок взрыва, ставили «ловушки», которые подорвут заряд, если немцы, обнаружив мины, начнут их обезвреживать.
Когда поставили последнюю — четырнадцатую мину, Михалюта подошел к Нудьге:
— Дмитро, ты как-то говорил про НЗ на берегу залива. Он еще там?
— Конечно. Этот НЗ ждет удобного случая. А почему ты спросил?
— Да та-ак… Потом скажу. Сейчас хлопцы все устали, измучились.
— Это верно… Люди все как выкрученные мочалки, — согласился Нудьга. — Но я, кажется, догадываюсь, что ты задумал.
— Помолчи пока, — предупредил Михалюта. — Дойдем до залива, тогда я все и скажу.
Возвращались подрывники к берегу той же дорогой. Навстречу дул влажный теплый ветер, который нес уже весну. И хотя тяжелые вещмешки опустели (в них не было тротила и мин, запасов продуктов), бойцы шли медленно. Не слышно было ни смеха, ни шуток. Десятки километров, пройденные ими, давали о себе знать.