Ледовый десант
Шрифт:
«Опель» ехал по улицам старинного города, основанного на берегу реки Рось. Вассерман спрятал блокнот в планшет, задумался.
Возможно, его танкам действительно придется встретиться в бою с бригадой Майборского. Разведка доложила, что подтвердилось и данными танкистов: под Святошином действуют танки «5-я застава» и «Капитан Тулин». Впервые с этими танками он встречался под Сталинградом. Второй раз на Белгородско-Харьковском плацдарме под Прохоровкой. Там, на поле, усеянном бело-желтыми ромашками и синими васильками, двенадцатого июля его танковый полк был полностью разгромлен бригадой Майборского, танкисты которого отважились на таранный удар.
В
Это была великая «утраченная победа» фон Манштейна. А потом — Днепр и Киев…
Мысли полковника Вассермана сосредоточились на другом. Перед вылетом из Кировограда он дал телеграмму Бремку и Магеру, чтобы те немедленно ехали в Белую Церковь со своей пленницей. Телеграмма была закодированная. О коде договорились раньше, в письмах.
Думая о предстоящем свидании с пленницей, Вассерман был уверен, что она признается ему, где спрятана реликвия. Он возьмет ту саблю, чтобы подарить ее фельдмаршалу Манштейну, а пленнице скажет, что берет для музея Великой Германии. Он обратится к ней по имени. Ведь те эсэсовские псы наверняка не называют ее по имени и обращаются с ней, как с рабыней. Потому она и молчит. Здесь надо быть психологом.
Марш танковой дивизии начнется поздно вечером — днем самолеты 1-го Украинского фронта носятся вдоль дорог, ведущих к Киеву, бомбят скопление техники и войск. Особенно «илы» — «черная смерть». До вечера еще есть время — он успеет поговорить с глазу на глаз с этой девицей, которая конечно же знает, где спрятана драгоценная реликвия предков партизанского генерала Шаблия.
8
Бронетранспортер Магера, Бремка и Перелетного с пленницей прибыл в Белую Церковь через час после прилета из Кировограда полковника Вассермана.
…К парку «Александрия» подъехал «опель», остановился. Из машины выбрались Вассерман и Бремк, зашагали в глубь парка.
В безлиственных кронах ясеней, грабов, кленов, лип и верб посвистывал ветер. Между серыми и голыми деревьями горделиво шелестели золотисто-красной листвой могучие дубы и высокие пирамидальные тополя.
Полковник Вассерман все время крутил головой, разглядывал то колоннаду, то беседку, но больше всего восхищался он высокими деревьями и островками живописных полянок.
Откуда-то из-за кустов навстречу Вассерману и Бремку вышел Перелетный в кожаном пальто и в шляпе, надвинутой на глаза, — он всегда прятал их от людей.
Поздоровались. Вассерман сказал, что знает Перелетного со слов брата, знает, что он преданный немцам человек.
— Данке, — поблагодарил за похвалу Перелетный.
Эсэсовца Бремка, в отличие от Вассермана, не приводили в восторг ни японская сакура, ни испанская ель. Ему было не до любования красотами природы. Надежда Калина до сих пор не сказала, где спрятана сабля предков генерала Шаблия. Он уже хотел было прикончить пленницу, поскольку фронт приближался, а ему еще надо отвезти в Восточную Пруссию ящик произведений живописи из
Бремк наперед знает, что Надежда Калина теперь все расскажет, поскольку помощником на допросе будет пес с собачьей фермы. На той псарне специально тренируют собак для допросов упрямых, но слишком ценных «языков». Собачья ферма — новое «оружие» немецкой контрразведки. Еще в октябре они уже приготовились было допросить Надежду с помощью собаки, но русские неожиданно начали атаку на село Гута. Пришлось бежать, даже пса оставили в яме.
На этот раз в парк «Александрию» Бремк привез не только собаку, но и трехлетнего ребенка — забрал его в Киеве у одной молодой матери, которую отправили на работу в Германию. Чтобы ребенок не кричал, он отдал его Надежде, да еще и с гостинцем — кульком эрзац-конфет. Побаиваясь недовольства полковника Вассермана, Бремк освободил пленницу от провода, которым она была привязана за ногу, и разрешил ей поиграть с ребенком.
Его немного беспокоило: как отнесется к «новому методу» допроса Вассерман. Он все-таки фронтовик. Да и об искусстве разглагольствует как профан, не знает даже, что «Джоконду» нарисовал не немец, а какой-то итальянский недоносок. Да, Хорсту Вассерману в этих делах далеко до брата Вернера Вассермана. Но все же они оба дети одних родителей! Должны понимать, что для допроса все методы хороши.
Неподалеку загавкала собака.
«Бедная! Мучается голодная в яме!» — мысленно произнес Бремк и взглянул на полковника, поправлявшего в это время козырек своей высокой фуражки.
— Пес? — удивился Вассерман.
— Мы привезли овчарку для допроса. Если эта большевичка не скажет, где спрятана сабля, то применим собаку, — решил ничего не утаивать Бремк.
Вассерман в ответ промолчал. Ему вспомнились слова фельдмаршала Манштейна: «Я-то здесь при чем? Я военный человек». В памяти всплыла жуткая картина: холм земли, а под ним шевелятся недобитые люди — пленные красноармейцы, матросы, женщины, дети, старики…
Вассерман посмотрел на Перелетного.
«Что заставило его перейти на нашу сторону? Неверие в победу Красной Армии? А может, он трус и не захотел идти на фронт? Или у него есть свои счеты с большевиками? Возможно, родители раскулачены. Может быть, сидел в тюрьме. Но брат рассказывал, что у него университетское образование. Значит, все это отпадает. Очевидно, перешел на нашу сторону из идейных соображений, имея в виду борьбу с Москвой за самостийную Украину. — Хорст усмехнулся. — Фантазия! Никто, никакой фюрер не даст Украине самостоятельности! Ибо это означало бы признать украинцев полноценной нацией. Но такого быть не может! Настоящая нация лишь одна — наша, немецкая!»
— Вы сами видели казацкую саблю, господин Перелетный? — нарушил молчание Вассерман.
— Да, герр оберст! Видел до войны. София Шаблий — моя соседка.
— Брат говорил, что она художница.
— София, скорее, причудливая женщина, влюбленная в цветы. У нее и огорода не было — кругом сплошь цветы: одни зацветают, другие стоят с бутонами и вот-вот расцветут, а третьи вянут. И так с ранней весны до морозов. Она и рисовала эти цветы. Сюжеты брала из украинских народных песен о любви. Никакого самостоятельного мышления.