Ледяная река
Шрифт:
– Мистрис Баллард. – Он приветствует меня вежливым кивком.
– Рада, что ты жив, – весело говорю я.
Сэм откидывается к изголовью и натягивает одеяло повыше на голую грудь, как будто смущается. Как будто половина обитателей этого дома не успела увидеть его в чем мать родила. Ему не мешало бы побриться, постричься и ночь поспать, но в целом он в приличной форме. Сэм высокого роста, спина у него крепкая, хотя такие рыжие волосы лучше смотрелись бы у женщины, обычно он выглядит скорее румяным, чем обгоревшим на солнце.
– Ну, в какой-то момент я испугался, что мне конец, – говорит Сэм.
– Риск такой
Я ставлю поднос на край стола и отхожу в сторону.
– Есть хочешь?
– Очень. Спасибо.
Сэм наклоняется за подносом и переставляет его себе на колени. Наверное, он заметил одну из моих дочерей сквозь открытую дверь, потому что сердито уставился на что-то у меня за плечом.
– Можно мне мою одежду? Я хочу домой.
Я еще ни разу не видела взрослого мужчину, который, если ему не позволяют что-то сделать, не начинает вести себя как ребенок. Сэм так хмурит брови, что похож на недовольного малыша, и я с трудом сдерживаю смех.
– Разумеется. Думаю, она уже высохла, – говорю я ему.
Сэм опускает ложку в похлебку, но останавливается, не донеся ее до рта, когда я говорю:
– Но перед уходом ты мог бы мне кое в чем помочь. Если ты не против, конечно.
– В чем это?
Я закрываю дверь, пересекаю комнату и сажусь на деревянный сундук под окном. Сложив руки на коленях, я успокаивающе улыбаюсь ему.
– Я хотела бы точно знать, что именно ты видел утром подо льдом.
Он резко откидывается назад, и похлебка выплескивается из ложки обратно. В глазах у него что-то мелькает – то ли ужас, то ли страх, а может, отвращение, – но потом он опускает голову и смотрит в миску, скрывая свои чувства.
– Зачем вам знать такие вещи?
– Я только что пришла из таверны.
Он резко поднимает голову и смотрит на меня. Я добавляю:
– Меня позвали осмотреть тело. Мне было бы полезно знать, что именно подо льдом видел ты.
– Мертвеца. Но это вы уже знаете.
– Да. Но ты понял, кто это?
Сэм не торопится отвечать; он сжимает зубы, видно, как он весь напрягся.
– Не сразу. Было темно. Солнце еще не взошло.
– Но не настолько темно, чтобы ты его принял за бревно или мусор. Ты догадался, что это человек.
– Ну, я увидел его лицо, оно было всего в дюйме под поверхностью льда, смотрело на меня в упор, когда меня вытаскивали. Под водой-то мало что было видно, просто какой-то темный комок. А вот снаружи все стало очевидно.
– И тогда ты его узнал?
– Я достаточно часто видел Бёрджеса, чтобы узнать его в лицо.
– Его повесили, Сэм.
Он сглатывает.
– Кто…
– Я знаю, кое-кто не прочь увидеть его мертвым.
С минуту он смотрит на меня, а потом задает очевидный вопрос:
– Например, Джозеф Норт?
Я наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в колени.
– Без веревки такое трудно будет доказать. Я поспрашивала в таверне, но никто не видел веревки, когда его вырубали изо льда. В воде что-нибудь было? Ничего такого не помнишь?
– Нет.
Аппетит у Сэма Дэвина куда-то улетучился. Он опускает ложку в миску и отодвигает поднос.
– Я очень благодарен вам за доброту, мистрис Баллард. Правда. Но я пойду уже к Мэй, она, наверное, с ума сходит от беспокойства.
Когда Джонатан возвращается от Мэй
– Я приехал отвезти Сэма домой, – говорит он.
– Что случилось вчера вечером?
У Джонатана, как у половины моих детей, отцовские глаза, и я вижу вспышку ужаса в этой глубокой чистой голубизне. Но всего на секунду. Потом он берет себя в руки и замыкается.
– Он провалился под лед.
– Я про бал. С Сайресом.
Джонатан не спал почти сутки, и, судя по тому, как он толкает калитку, чтобы войти, у него явно нет настроения разговаривать, но он знает, что я не дам ему войти, если не добьюсь хоть какого-то ответа.
– Бёрджеса не звали, но он пришел и устроил сцену, мы с этим разобрались.
– Слушай, Бёрджес мертв, так что мне нужен ответ получше.
Моему сыну двадцать шесть, он взрослый сильный мужчина с бородой, но я его мать и знаю наперечет все выражения его лица. Знаю, как он скрывает эмоции, отводя глаза. Как напрягает подбородок, когда нервничает. И плачет – всегда украдкой. Я все знаю. И в конечном счете Джонатану передо мной не устоять.
– Он схватил Ханну.
– Я знаю. Она мне рассказала.
Он слегка расслабляется, и я спрашиваю:
– Все видели эту драку?
– Ее невозможно было не видеть. Дело было посреди зала, музыка замолчала, и все столпились вокруг. Но он был жив, когда мы его выкинули. Можешь спросить кого угодно из тех, кто был на балу.
– Люди будут болтать, ты же знаешь. Так что лучше расскажи мне все.
– А больше нечего рассказывать.
Я не то чтобы не верю Джонатану, у меня просто есть ощущение, что он мне рассказывает только половину истории. Но дальше на него давить бессмысленно. Ему надо отвезти Сэма домой. Надо поесть горячего, добраться до теплой постели и отоспаться. А потом, может быть, он станет разговорчивее.
Тут ему на выручку приходит Сэм Дэвин, который как раз вышел из дома. Он одет, вид у него измученный, но он приподнимает шляпу и вежливо со мной прощается.
– Еще раз благодарю вас, мистрис Баллард. Я очень обязан вашей семье.
Я касаюсь его щеки.
– Ерунда. Рада, что с тобой все в порядке. Передавай привет Мэй.
Как только Сэм и Джонатан уезжают, я возвращаюсь в дом и ухожу в свою рабочую комнату. Она расположена возле кухни; падающие сквозь окно косые лучи солнца освещают пучки сушеных трав, рядами свисающие с потолка. Вдоль одной стены полки с аккуратно помеченными бутылочками и льняными мешочками. Повсюду коробки и корзинки. На длинном рабочем столе новые смеси из растений моего сада на разных стадиях ферментации и сушки. Пестик и ступка. Мотки веревки. Всякие мелочи и обрезки. Пробки. Весы. И на очаге маленький котелок для вываривания корней. Посреди рабочего стола прямоугольная деревянная шкатулка на кожаных петлях, которые давно потрескались и стали ломкими от старости. Тонкие острые ножи и гладкие круглые камни. Это моя аптека, мое убежище; здесь пахнет лавандой и древесным дымом, базиликом и ветивером. Мятой. Валерьяной. Лимонником. Расположение этой комнаты точно выверено – спасибо Эфраиму, что так удачно все распланировал, – она находится сбоку дома, и сюда падает свет с рассвета до заката.