Ледяное сердце Златовера
Шрифт:
Звенигор замотал голову Гейзера плащом, и, немного переведя дух, мы обнаружили, что местечко, куда мы попали, обоим кажется довольно странным. Концентрация затхлости, сухости и страха была здесь выше, чем где-либо по дороге. Звенигор шепнул, что в состоянии разглядеть здесь какое-то строение, громоздившееся во тьме сгустком тьмы еще более тягостной и зловещей, и менее всего эта штука походила на жилье. От нее тянуло холодом и нехорошим покоем, и на этот раз я подчинился, когда Звенигор коротко потребовал, в сущности, почти приказал зажечь огонь. В самом деле, если нам не удалось избежать попадания в эпицентр здешних ужасов,
Это был высокий помост с ведущей на него, словно на эшафот, рассохшейся лестницей. По углам возвышались четыре столба, поддерживавших крытый щепой навес, один из которых я и попытался протаранить. Стен не было, и все это сооружение напоминало возведенную на скорую руку эстраду или танцплощадку. Странный, однако, разместился на ней оркестр. Гирлянда развешанных под самой крышей шариков создавала здесь причудливую сетку светотени, и вся постройка казалась временной, созданной для случайной надобности.
Вокруг стоявшего в центре площадки стола сидели трупы. Густая запыленная паутина накрыла их всех, вместе со столом, будто наброшенная единым взмахом гигантской руки, и сквозь нее были неясно видны черты: черепа, облепленные ссохшейся, истлевшей плотью; на пальцах, точнее, на костях фаланг некоторых мертвецов поблескивали драгоценные перстни. Я глядел на этот чудовищный хоровод, и в моем мозгу отчетливо, емко и целостно вставал хайпурский курс под названием: «Магия и техника ее безопасности». Как оказалось, я был весьма силен лестничным умом.
— Как умерли все эти люди? — хрипло и очень тихо спросил за моим плечом Звенигор.
— Пойди и выясни! — огрызнулся я. — Стой!
Но было поздно. Мне не следовало забывать, что Звен — герой этой сказки, а потому способен на любую геройскую дурь.
Лестница визжала и стонала на всю округу, пока Звенигор, а затем и я поднимались по ней на «эстраду». Саламандр медленно обошел вокруг стола, пытаясь под пыльным покровом рассмотреть лица мертвых. Я с облегчением заметил, что он достаточно умен, чтобы ни к чему здесь не прикасаться. Самого меня больше интересовало, чем это все они занимались в момент смерти.
— Выражение лиц прочитать невозможно, — заметил Звенигор, — но в позах у них нет ужаса.
Я кивнул. Я тоже не обнаружил ничего, свидетельствующего о смертном страхе. Скорее, все эти люди были чем-то очень поглощены. Скажем, делом всей жизни. В их позах сквозило глубокое напряжение. Позах? Что такое странное было в их позах? Левое запястье каждого было сжато рукой соседа слева, а правая рука сжимала запястье соседа справа. Этот жест показался
Я насчитал одиннадцать трупов за столом. Одиннадцать магов, ради какой-то надобности объединивших свои волшебные силы. Я слыхал о таком методе в Хайпурском Университете, правда, леди Джейн отзывалась о такой технике весьма сдержанно, утверждая, что преимущества ее спорны. В самом деле, если в формуле магической силы N, выражающее число участников, стоит в числителе, то в формуле интеллекта оно же размещается в знаменателе, в корне опровергая поговорку: «Две, мол, головы лучше». Лучше трех? Зримые здесь последствия доказывали, что леди Джейн мыслила здраво. Доколдовались. Я поежился, представив, какая чудовищная силища циркулировала по этому кольцу. «И горе тому, кто разомкнет…»
Поскрипывая рассохшимися досками настила, Звенигор шаг за шагом обходил круг мертвецов.
— Эй, Арти, — позвал он, став на мгновение невидимым для моих глаз, — это, кажется, по твоей части. Посмотри.
Заслоненное Кругом, в плетеном дачном кресле, опираясь на его спинку, зажатое подлокотниками с боков, стояло зеркало. На беглый первый взгляд — обычное, засиженное мухами мутное зеркало, в котором отражалась лишь ночь. Та же чудовищная смесь паутины и пыли свисала со спинки кресла. И я только через минуту понял, что же показалось ему здесь таким неестественным.
На сидении не было пыли.
Звенигор молча указал вниз, на грязный пол вокруг и под самим креслом. Саламандру тоже никак нельзя было отказать в наблюдательности, хотя он и не изучал магических наук. На полу, не затянутые сплошным пыльным ковром, отчетливо виднелись два симметричных следа: нечто вроде отпечатка треугольного копытца размером не более, чем в пол-ладони, и на некотором расстоянии — круглая точка диаметром с мелкую монетку. Совершенно случайно я знал, на что это похоже.
— Женские туфли?
Через мгновение рассудок мой в панике заметался, как обезумевшая Касторка, и я с трудом удержал себя от первого острого порыва сигануть в кусты и нестись сломя голову прочь с этого места, где все внезапно стало очевидным. Я сжал плечо Звенигора.
— Ближе не подходи, — прошептал я. — И если хоть немного дорожишь жизнью, не отражайся в этом зеркале. И давай-ка, брат принц, тишком спускайся вниз, и будем мы с тобой сматывать отсюда удочки так быстро, как только сможем. Который сейчас час?
— Часов одиннадцать, я бы сказал, — с легким недоумением отозвался Звенигор. — Тебя тревожит полночь?
Я покачал головой. Названное Звенигором время совпало с тем, что показывали и мои собственные внутренние часы.
— Есть час и похуже, специально для черной ворожбы. Собачий час, перед самым рассветом, когда у ночи отрастают железные когти и дыхание ее ядовито. Они мертвы?
— Я думаю, уже сотни полторы лет.
— Круг, — сказал я. — А Круг-то не разомкнут! Энергия, которую они объединили, все еще носится по кольцу. И все еще та, кого они вызывали, в свое время появляется здесь. Видишь, она сидит в кресле, а сюда ставит ноги… в туфлях на высоком каблуке. Глупцы, они по своей воле связались с ней. Звен, ЭТО НЕ НАША СКАЗКА!