Ледяной огонь
Шрифт:
Я сомневаюсь, что заметила бы его - его кожа изменила цвет, идеально гармонируя с окружающей его средой. Но если бы я не была так встревожена, я, определенно, услышала бы шаги позади себя, когда склонилась над кроватью, роясь в своей сумке. И мне хотелось верить, что я бы почувствовала присутствие кого-то, стоящего позади меня.
Но нет. Не почувствовала, до тех пор, пока сильная рука не зажала мне рот и не потащила меня спиной к нему, и острое холодное лезвие не прижалось к моему горлу.
– Ни звука, - прошептал Константин мне в ухо, словно
Глава 23.
Соболезнование
Когда я закрывала глаза, я все еще видела ее тело. На берегу реки, где лед и снег все еще сковывали землю, несмотря на то, что шел холодный весенний дождь. Ее глаза были открыты, она не моргала, когда капли воды попадали в них. Ей было пятнадцать, но из-за пухлых щек и кудряшек ее волнистых волос она казалась моложе.
Ее лицо было направлено вверх, но тело было повернуто под неестественным углом - шея была сломана. Пижама - розовые шорты и футболка с длинными рукавами в сердечках и цветочках - была разорвана, а колени расцарапаны.
Эмма Костар сопротивлялась, и, несмотря на все заявления Константина о сожалении и стараниях сделать все правильно, эта юная девочка была убита и брошена на холодном берегу реки.
Ридли вернулся в отель после обеда и обнаружил меня без сознания на кровати, там, где оставил Константин. Я рассказала ему, что Константин подразумевал о ее смерти, и Ридли вдвое усилил свои поиски. Он взял свитер из ее спальни, убеждив детектива отдать ему вещь. Используя одежду, которую она недавно одевала, он наконец-то смог в полной мере почувствовать ее.
Она умерла совсем недавно, и только поэтому Ридли вообще смог почувствовать ее. В конце концов, мы нашли ее на берегу реки, и я хотела унести ее или спрятать, но Ридли заставил меня оставить ее там же, где и нашли. Он позвонил в полицию и оставил анонимное сообщение, так что приемная семья сможет вскоре ее похоронить.
Ее настоящие родители ничего не получат. Как только мы вернулись в Дольдастам, мы отправились сообщить новость. Они, видимо, поняли все, как только увидели нас, мать Эммы забилась в рыданиях, а муж изо всех сил пытался поддержать ее. Мы рассказали им все, что знали и пообещали призвать Константина Блэка и Бента Стама к ответственности. Я не была уверена, поверили ли они нам, или было ли это важно для них.
Они ее не воспитывали, но они все еще любили ее. Они все еще мечтали о дне, когда она вернется домой, и их семья снова объединится. Но теперь этот день никогда не наступит, и им осталось только оплакивать то, чего у них никогда не было.
– Это была длинная паршивая неделя, - сказал Ридли, заговаривая впервые с того момента, как мы покинули дом Костаров.
Наши ботинки громко хрустели по мостовой. Температура резко упала, оставив город холодным, а улицы пустыми и тихими. Это было к лучшему. Ни Ридли, ни я не хотели никого видеть.
– Последние несколько дней были самыми длинными в моей жизни, - согласилась я.
–
– Ридли остановился, и я поняла, что мы подошли к его дому. Я была так занята своими мыслями, что не заметила, как мы пришли.
Фактически, он жил недалеко от дома Костаров, но его коттедж был гораздо меньше особняков членов королевских семей, живущих в его районе. Это было очень короткое и приземистое здание из камня с соломенной крышей. Маленькие круглые окна впереди придавали ему вид лица с окнами-глазами и дверью-ртом.
– Я предпочла бы не пить сегодня, - сказала я.
– В любом случае, заходи.
– Волосы каскадом падали на его лоб, а под глазами образовались темные круги. Он все еще был не брит, но это делало его еще привлекательнее. И хотя он выглядел очень изможденным, как и я, в его глазах были такие искренность и тоска, что я не смогла отказать.
Ридли заметил, что я не против, и улыбнулся, прежде чем отвернуться, чтобы открыть дверь. Его дом был наполовину углублен в землю, как нора у кролика, и именно поэтому выглядел таким приземистым. На самом деле, он всего на несколько футов он возвышался над землей, и мне пришлось спуститься на несколько ступеней, когда я вошла.
Внутри была удобная гостиная, присоединенная к миленькой кухне, и открытая дверь в его спальню в задней части дома. Как только мы вошли, Ридли разулся и снял шарф, а затем подкинул в камин несколько поленниц, чтобы стало теплее.
– Уверена, что не хочешь выпить?
– спросил Ридли, заходя на кухню.
– Я пропущу, - Я сняла куртку и села на диванчик, прежде чем разуться.
Я прежде была в его доме несколько раз, но обычно, ненадолго, только, чтобы задать вопрос по работе. Это был мой первый нерабочий визит, и я воспользовалась возможностью рассмотреть его дом.
Журнальный столик был ручной работы, сделанный из ствола дерева в форме неровного прямоугольника, по краям которой все еще оставалась кора. Книжная полка на дальней стене заполнена книгами, а рядом с ней стоял сильно захламленный стол. На каминной полке стояла фотография Ридли в возрасте школьника начальных классов с отцом, который был одет в форму Хёдраген.
– Ты раньше когда-нибудь сообщала плохие новости?
– Ридли вернулся в гостиную с большим стеклянным бокалом, до краев наполненным красным вином.
– Это был первый раз. Это единственный раз, когда я вернулась без подменыша.
Он склонился перед камином, пошевелив дрова, чтобы помочь им разгореться.
– Мне уже приходилось это делать. Это никогда не бывает просто.
– В этот раз, должно быть, хуже.
– Почему ты так говоришь?
– Ридли присел на боковую спинку дивана, потягивая вино.
– В этот раз - это наша вина.
– Это не наша вина, - сказал он, но уставился в бокал, помешивая в нем жидкость.
– Мы выехали сразу же, как только получили задание, но она была мертва еще до нашего приезда в Калгари. Мы ничего не могли сделать.