Ледяной огонь

Хокинг Аманда

Шаги Эмбер, поднимающейся по лестнице на мой чердак, прервали ход мысли, и я вскочила, чтобы сложить все в папку. Когда Эмбер распахнула дверь, я просто засунула все под одеяло.

– Знаю, знаю, - сказала я, как только она сверкнула на меня глазами.
– Я вела себя сегодня с Тильдой, как осел.

– Да, это так.
– Она зашагала ко мне, оставляя снежные отпечатки на скрипучих половицах.
– Ты действительно обидела ее.

– Я извинюсь перед ней позже, - пообещала я Эмбер.
– Я просто подумала,

что ей нужно немного времени.

– Хорошо - Эмбер скинула свои ботинки и плюхнулась рядом со мной на кровать. Она носила леггинсы под юбкой, которая волнами вертелась вокруг нее.
– Будет невыносимо тренироваться или работать в Дольдастаме без Тильды, но она говорит, что после родов вернется.

– Я знаю, - сказала я без особой уверенности.

– Я имею в виду, что моя мама не вернулась в следопыты после рождения моего старшего брата.
– Ее брови сошлись вместе, а уголки рта разочарованно опустились.
– А другой следопыт, Сиббила, родила ребенка два года назад и до сих пор не вернулась.

– Может у Тильды будет по-другому.
– Попыталась я ободрить Эмбер.
– И даже если она не вернется, она остается в городе, и мы сможем видеться с ней.

– И все же, ты считаешь, что она не права.
– Эмбер откинулась на кровать, опираясь на локти и глядя на меня.
– Ты не думаешь, что у нее должна быть личная жизнь, что у нас у всех должна быть.

– У меня есть друзья, и я встречалась, и думала, что это замечательно, когда Тильда и Каспер начали встречаться. Поэтому, я не считаю, что у нас не должно быть личной жизни, - я попыталась объяснить свою позицию.
– Просто я думала, что мы клялись сделать работу нашим приоритетом, а наличие сильных привязанностей может помешать этому.

– Поэтому вы с Ридли никогда не будете вместе?
– спросила Эмбер.

– Что? Я... мы... мы никогда...
– забормотала я и откинулась на кровать, отодвинувшись от нее.
– У нас никогда ничего не было, потому что никто из нас не хотел. У меня нет к нему чувств, и, я уверена, у него ко мне тоже. Он - мой начальник, и мы оба можем потерять работу, а сейчас он встречается с Юни, и, кроме того, мы не хотели. Так. И я не знаю, о чем ты говоришь.

Эмбер подняла брови и ухмыльнулась мне.

– Да что ты говоришь, Брин.

– Ничего хорошего от любви не бывает, - наконец, сказала я ей.
– Ты поступаешь смешно и сходишь с ума, и забываешь, что на самом деле важно для тебя, а затем ты оказываешься на втором плане, выйдя замуж, или остаешься обездоленной и убитой горем, и все варианты плохи, так что лучше вообще избегать отношений.

– Черт возьми, я на самом деле, надеюсь, что ты так не считаешь, - сказала Эмбер, глядя на меня своими черными, полными жалости, глазами.

Я издала раздраженный вздох:

– Просто не обращай внимания.

Затем встала, взяв свитер со спинки кровати, и натянула

его сверху майки.

– Что ты делаешь?
– Эмбер встревожено выпрямилась.

– Мне нужно идти. Я должна быть на ужине с родителями.
– Если бы я выехала сейчас, я приехала бы слишком рано, но я уже устала от разговора о романтике и Ридли.

– О.
– Ее лицо вытянулось.
– Окей.
– Она медленно надела ботинки и встала.
– Прости, если я сказала что-то обидное.

– Нет, все в порядке, - отмахнулась я.
– Ты молодец. У меня просто есть дела.

Эмбер уехала, оставшись не совсем уверенной, что я не рассердилась на нее, так что завтра мне придется потратить какое-то время на улаживание отношений с ней и Тильдой. Но на текущий момент у меня в голове были совсем другие мысли. Как только она вышла, я убрала дело Константина, спрятав его в нижнем ящике моей тумбочки под ненужными мелочами.

Ужин с родителями на самом деле был моей идеей. Прочитав отчет об инциденте, в котором черным по белому писалось о происшедшем с Константином, я поняла, что должна поговорить со своим отцом и узнать, что на самом деле произошло той ночью прежде, чем я вошла в комнату.

Солнце почти село, когда я подъехала к родительскому дому на городской площади. Это был редкий день без единого облачка в поле зрения, а небо окрасилось цветами от розового до аметистового, когда солнце опустилось за горизонт.

Еще не открыв дверь, я услышала маму, напевающую старый мореходный гимн Скояре. Я остановилась и заглянула в окно кухни, и увидела, как она стоит на кухне в переднике и вся в муке. Она всегда пела, когда пекла, обычно песни Скояре с сильным английским и шведским акцентом, а иногда Барбры Стрейзанд. Мама всегда любила Стрейзанд.

Войдя внутрь, тихонько прикрыла дверь, чтобы она не услышала меня, пока я снимала ботинки и вешала свою куртку. Как следопыт, я была обучена ступать легко, перемещаться, не издавая звука, и тихонько вошла в кухню, прежде чем она обернулась и увидела меня.

– Брин!
– ахнула мама и прижала руку к груди.
– Ты спугнула белый день!
– Она улыбнулась и, шутя, ударила меня прихваткой.
– Не устраивай маме сердечный приступ. Это не очень хорошо.

– Прости, - сказала я, но не смогла сдержать смех.
– Что печешь?

– Просто крыжовниковый пирог на десерт.

– Я уверена, это будет восхитительно.
– Усмехнулась я.
– Где папа? Я хотела поговорить с ним перед ужином.

– Он в своем кабинете, - сказала мама, но она остановила меня прежде, чем я повернулась, чтобы пойти.
– Послушай, Брин, мне нужно поговорить с тобой.

– О чем?
– спросила я, и, несмотря на то, что я была взрослой и жила отдельно, я все еще чувствовала себя маленьким ребенком, которого собираются наказать за позднее возвращение.