Ледяной сфинкс
Шрифт:
– Это ничего, это бывает, – сочувственно сказал старый служитель. – Ефим! Позови-ка доктора, тут барышне дурно.
Пришлось усадить Дашу на один из грязных стульев, и Амалия стала хлопотать вокруг нее. Наконец горничная открыла глаза.
– Он? – тихо спросила Амалия.
Даша кивнула и залилась слезами.
– Ступайте, – сказал Александр служителям, – вы больше не нужны.
Каталка заскрежетала прочь. Даша, сникнув на стуле, тихо плакала. Амалия стояла возле нее, и выражения ее лица Александр не понимал. В дверь
– А, уже пришли в себя… Так-с… Позвольте вашу ручку, барышня.
Он посчитал пульс и кивнул с ученым видом.
Даша хлюпнула носом:
– За что же его, Амалия Константиновна? Он такой хороший был… Неужели, чтобы ограбить? Да у него при себе разве что часы были… серебряные…
Доктор кашлянул.
– Никаких часов на теле не обнаружено, – сообщил он. – Равно как и денег.
Даша сдавленно застонала.
– Я обязан спросить об имени, – продолжал медик. – Надо известить родных, сообщить в полицию…
– Николай Петров, – ответила за Дашу Амалия. – Проживал в… Даша, где он жил?
– Васильевская часть, – прошептала Даша. – Средний проспект, дом Берни… или Бернье… не помню… – Девушка снова залилась слезами. – Его мать Настасья Ивановна, спросите, там все ее знают… У нее лавочка… шляпки и перчатки… Господи, за что же ей такое наказание? Ведь сын у нее один был…
Александр молчал, чувствуя себя совершенно лишним. Шляпки и перчатки… Один сын… И опять, опять молодого человека резануло по сердцу, что он постоянно оказывается в тех местах, где мог бы находиться в совершенно другом качестве, повернись все чуть-чуть иначе.
Ведь и его труп мог бы лежать на каталке под грязной простыней… И уж, конечно, никакая невеста не пришла бы его опознавать. Мать бы лежала в обмороке… она бы, разумеется, никуда не поехала… Пришлось бы улаживать формальности отцу, и тот стоял бы тут, сняв фуражку… с дрожащими губами… и отвечал бы на вопросы того же доктора или другого, какая разница… А гробовщики бы наперебой предлагали ему свои услуги, едва он вернулся бы в гостиницу… В точности как это происходило со Львом.
– Боюсь, если вы лишь его невеста, а не супруга, ваше свидетельство могут не принять во внимание, – серьезно и мягко говорил Даше доктор. – У него есть родные? Я имею в виду, кровные?
– Только мать. – Даша стала искать платок, чтобы вытереть слезы, и не находила.
Амалия поспешно подала ей свой.
– Лучше, чтобы мать приехала опознать тело, – сказал доктор. – Ей придется ответить на разные вопросы. Все-таки три дня… – Медик осекся.
– Что три дня? – Амалия обратилась в слух.
– Молодой человек был убит три дня назад, не меньше, – пояснил доктор. – А тело обнаружили только вчера.
– В газете этого не было, – удивленно заметила Амалия.
Доктор улыбнулся.
– В газетах много чего нет, барышня… Должен сказать…
Однако Амалия не дала Александру
– А как же вы, сударыня? – спросил офицер.
– Я буду через минуту. Мне надо кое о чем спросить у доктора.
«О чем?» – едва не вырвалось у Александра, но он посмотрел на бледное лицо Даши и понял, что и в самом деле пора уходить.
Снаружи барон наконец-то смог вздохнуть полной грудью. Ворона, кружившая над желтым зданием, печально каркнула и опустилась на ветку росшего поблизости дерева. Ветка качнулась, с нее посыпался снег.
«А все-таки жить хорошо, – подумал Александр. – Да, хорошо…»
Даша всхлипнула. Но вот заскрипели шаги по снегу, и на дорожке показалась мрачная Амалия, которая на ходу натягивала перчатки.
– Извозчик! На Невский! Только не мимо канала, не то мы снова там застрянем, – добавила она, садясь в экипаж.
Извозчик кивнул и хлестнул лошадей.
Глава 16
Обещание на закате
Все смешалось в Северной столице, все смешалось в доме Браницких.
В городе полицейские, переведенные на чрезвычайный режим, трудились день и ночь, устраивали облавы и аресты, вели следствие и допрашивали информаторов. А в квартиру на Невском проспекте пришло горе, село у порога и не хотело оттуда уходить.
Скорчившись на постели в своей комнате, Даша рыдала, а вокруг нее метались встревоженные домочадцы. Казимир носил воду, Амалия гладила горничную по голове, а Аделаида Станиславовна уговаривала, успокаивала, но под конец не выдержала и заплакала вместе с ней.
Яков побежал за врачом и приволок-таки полного, добродушного немца в золотом пенсне, который немного удивился, что его позвали всего лишь к горничной, но все же прописал Даше какие-то капли, посоветовал сон, покой и пообещал, что «это пройдет».
Однако то, что сидело на пороге, хорошо знало свое дело, и это никак не желало проходить.
– За что… за что же… – стонала бедная Даша. – Боже мой! Бедный… бедный… И всего лишь из-за каких-то часов! Из-за обычных серебряных часов, боже мой!
– Даша, – наклонилась к ней Амалия, – Даша, я тебе обещаю, даю тебе честное дворянское слово, что их поймают. Ты меня слышишь? – Горничная умолкла и вперила в нее бессмысленный взгляд. – Клянусь тебе, их поймают! И я сама сделаю все, чтобы призвать их к ответу!
Но Даша только покачала головой.
– Амалия Константиновна… Что мне это? Его же не вернешь, понимаете… Не вернешь…
И, отвернувшись, снова зарыдала в подушку.
Из аптеки Яков принес капли, и Дашу заставили их выпить, после чего девушка стихла и забылась тревожным сном. Аделаида Станиславовна осталась дежурить возле нее, а Амалия вышла в гостиную, где возле комода с фотографиями стоял напряженный, как струна, барон Корф.