Ледышка или Снежная Королева для рокера

Кувайкова Анна Александровна

Не вышло. А тело, нывшее от боли, лишь усугубляло и без того незавидное состояние. И я, шатаясь, прихрамывая, сутулясь и опустив голову, побрела в сторону бара. Мне нужно было хоть что-то, что даст почувствовать себя живой.

И это всё, о чём я могла думать.

За стойкой обнаружилась ещё пара официантов. Разум отказывался вспоминать их имена, а взгляд фокусироваться на лицах. Я тяжело опёрлась на стойку, пытаясь унять головокружение и тошноту, подкатывающую к горлу раз за разом. И, с трудом разлепив губы, тихо и хрипло выдохнула:

– Водки.

Вопросов никто задавать не стал.

Они просто поставили на стойку запотевшую, высокую бутылку, глядя на меня круглыми то ли от страха, то ли ещё от чего глазами. Рвано вздохнув, я схватила её слабыми пальцами и медленно сползла на пол, не чувствуя в себе сил продолжать стоять. Опёрлась спиной на твёрдую поверхность, с трудом скрутила неподдающуюся пробку…

И сделала два больших глотка, не поморщившись от боли в ранках, от того как крепкий алкоголь обжёг горло. Пружина, сжимавшая меня изнутри, никуда не исчезла, но ослабла. Во всяком случае, настолько, что бы я смогла понять кое-что.

Мне нужен телефон. И мои братья. Чтобы я забыла, что такое беспомощность, чтобы я не корчилась от бессилия и боли. Чтобы я смогла разреветься в крепких объятиях и наконец-то успокоится, хоть и ненадолго.

Прямо передо мной появилось обеспокоенное лицо Харлея. Рыжий байкер хмурился, косился на бутылку, но не пытался ко мне прикоснуться. Тошнота вновь подкатила к горлу, и я громко сглотнула, заставляя себя говорить:

– Телефон.

– Сейчас приедет скорая и тебя осмотрят, - скупо откликнулся Илья Алексеевич, всё же попытавшись коснуться моей щеки.

Резко отклонилась, уходя от прикосновений и, едва не рухнув на пол, проговорила, крепко сжимая пальцами горлышко бутылки:

– Нахрен врачей. Мне нужен телефон, Харлей. Не трогай меня. Просто. Дай. Мне. Телефон.

Слова давались с трудом. Я понимала, что грублю, что срываюсь на человеке, который искренне обо мне беспокоится. Только вот ничего не могла с этим поделать. Я не выдержу чужих прикосновений. Я не вынесу осмотра врачей и больницы.

Мне нужна моя семья. Срочно.

Харлей окинул меня нечитаемым взглядом, но всё же протянул свой сотовый. Выхватив его, дрожащими, плохо слушавшимися пальцами я набрала знакомый до последней цифры номер и, прижав телефон к уху, сделала ещё один глоток из бутылки. Трубку взяли не сразу, а голос сложно было назвать приветливым.

Я тихо всхлипнула, закрывая глаза и подтягивая колени к груди, пытаясь сжаться в комок. И тихо прошептала:

– Дим… Забери меня… Пожалуйста…

– Изи? – мгновенно проснулся брат, его голос приобрёл взволнованные нотки. – Ты где, ребёнок? Что случилось?

– Я на работе… - ещё один всхлип и судорожный вздох. – Забери меня, Дим… Мне больно…

– Жди, - коротко откликнулся Димыч и отключился. А я вернула телефон владельцу и прижала к груди бутылку и больную руку, раскачиваясь из стороны в сторону, в попытке сдержать накатывающую волнами истерику.

Вокруг суетились люди. Кто-то что-то спрашивал, кто-то что-то хотел. Я не реагировала, не отвечала и не смотрела по сторонам. Сжавшись в комок я считала секунды, складывала их в минуты и ждала единственного человека, который никогда не оставит меня в беде. Единственного, кто никогда меня не подводил.

Моего родного старшего брата.

–

Дима… - сглотнув, тихо шептала, раскачиваясь. – Димыч… Димочка… Дим… Спаси меня…

***

– Сука!

Бутылка коньяка, врезавшись в стену, разбилась, расплескав всё своё содержимое. Следом та же участь постигла и ещё пару бутылок и несколько рюмок. Но легче от этого не стало. Хотелось разного…

Но в первую очередь добраться до того ублюдка и выбить из него всё. Начиная от того, кто это заказал и заканчивая душой. Олег как никогда прежде чётко осознал, что засранцу очень повезло попасть в руки полиции до того, как он до него добрался.

Иначе это был бы тихий, безопасный труп. Очень обезображенный труп. Как минимум.

– Сядь, - хмуро выдал Алёхин, глядя на то, как его друг мечется по кабинету, сшибая всё на своём пути. Он сам, как и Харлей приехал одновременно с доблестными представителями полиции. И осознавать, что выберись он в клуб чуть раньше, и ничего бы этого не было оказалось…

Неприятно, да. Поэтому глянув на друга ещё раз, он с нажимом повторил:

– Сядь и успокойся.

– Успокоиться? Какого х**, Мих?! Как, блять я могу успокоиться?!

– Сядь! – не выдержав, рявкнул Михаил, стукнув кулаком по столу. – Поздно пить боржоми, когда почки отвалились нахер! Ты мне лучше другое скажи… Каким образом этот хмырь вообще смог пробраться в клуб и где, млять, была вся наша охрана? И ты в том числе! Ты же вечно торчишь у камер!

Верещагин замер, сгорбившись и засунув руки в карманы. И выдал глухо:

– Сюрприз я хотел ей сделать… А парней на летучку собрал, подальше от основных помещений, что б не услышала случайно. Порадовать хотел… - его голос становился всё тише и тише, пока парень не замолчал совсем. Что бы спустя пару секунд, со всей дури врезать кулаком по стене и рявкнуть. – Сделал, млять. Сюрприз! Охренеть какой хороший сюрприз!

– Это просто стечение обстоятельств, - глубокомысленно изрёк Мих, но сам же поморщился от собственных слов.

– Веришь нет, мне похрен – стечение это обстоятельств, звёзды так сошлись или ещё какая-то поебень, - рыкнув, Верещагин всё-таки рухнул в кресло, откинув голову на спинку и закрыв глаза. Пальцы сжимались в кулаки и разжимались. И хотя разум понимал, что после драки кулаками не машут, душа хотела этой самой драки.

До кровавых звёздочек перед глазами, до хруста костей гада, не только попавшего в клуб незамеченным, но ещё и напасть на двух его работниц. Стоило вспомнить об этом, как утихшая, было, ярость поднималась вновь.

Втянув воздух сквозь сжатые зубы, Олег зло выдохнул:

– Мне похрен, что это было, Мих. Честно. Всё, о чём я могу думать, так это о том что на мою девушку напали. А меня не было рядом. И даже сейчас я не могу к ней подойти, потому что не имею ни малейшего представления о том, как она на это отреагирует! Мих! – его вновь подбросило, и Верещагин принялся кружить по кабинету, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не разнести тут всё к чёртовой матери. – Да, млять! Ты сам-то её видел?! У неё всё лицо разбито, на руке рана и явно выбито плечо! Она, мать твою, с лестницы скатилась и судя по разгрому в кабинете её ещё и там приложить успели обо все твёрдые поверхности! А она…