Легат
Шрифт:
– Хотелось бы остановится на ночлег под крышей, – нарушил мои размышления Мартин. – Не хочу чтобы нас снова ограбили. Он ведь идет следом, я чувствую.
Я улыбнулся. Значит хвост он все же заметил.
– Дальше по тракту есть одна деревенька, мы можем остановится там.
– Далеко до нее? Уже темнеет, не хочу ехать по этой дороге в темноте.
– Боишься разбойников? Разве мы не страшнее всей этой шайки придорожной?
Мартин усмехнулся.
– А то ты не слышал, кто тут орудует.
Я кивнул. Про него много чего говорили, но поймать до сих пор не могли. Его считали этаким неуловимым
Опустились сумерки, когда мы с ним добрели до деревни. Таверны не было, поэтому нам пришлось проситься на ночлег к местному старейшине.
Я вызвался сам отвести коней в хлев и расседлать, отказавшись от слуг старика, отправив Мартина в дом, вслед за главой деревни. Сначала занялся своим конем, снял с него седло и поводья, затем отцепил от коня Марти повозку, оставив ее во дворе. Ценного в ней не было ничего, кроме железок, на которые только сумасшедший позарится. Вернулся в хлев, насыпал овса коням и погладил по загривку обоих. В этой дороге они уставали не меньше нас с Мартином. Им тоже требовался отдых. Еще раз проверил палантин на телеге, натянул его плотнее, чтобы ветром не сдуло. Где-то недалеко, вниз по улочке, залаяли собаки. Я затушил свечу, которую мне дал старейшина, и притаился за телегой. На всякий случай вынул из сапога кинжал. Глаза привыкли к темноте, но я никого не увидел. Спустя несколько минут собаки затихли, словно чужой запах, разволновавший их, подхватил и унес в один миг ветер. Я все же посидел в своем укрытии еще несколько минут, пока не услышала скрип двери и приглушенный голос обеспокоенного Мартина.
У старейшины оказалась огромная семья из четырнадцати человек, и я уже решил, что нам с Мартином придется спать вместе с лошадьми в хлеву. Его миловидная молодая жена и две служанки бегали с тарелками, пока глава дома, детвора от мала до велика и мы, ужинали, слушая как обстоят дела на тракте, на котором стояла их деревня.
– Нас не трогают. Полагаю, не видят смысла, ведь если деревня погибнет, то тракт вовсе опустеет, потому мы живем спокойно, хотя многие и перебрались в Удел.
– Почему его не ловят?
– А кто его знает, вам бы стоило это знать, мы люди простые, занимаемся полями, выращиваем овощи и мирно сосуществуем, а ловить разбойников не наше дело. Может вы его поищите, раз мимо проезжаете?
– У нас дело в городе, мы не можем задержаться.
Старик кивнул.
– Все верно. Дела Церкви важнее, чем горстка людей, боящихся выйти из своих домов по вечерам.
Я
– Я поговорю с епископом и властями Удела, чтобы вашим Рендалом занялись.
– Спасибо, большое спасибо. Без торговцев, которые раньше шли через нашу деревеньку, мы начинаем задыхаться. Торговля не всегда была нашим делом, но зачастую помогала в плохие года, как нынешний.
– Неурожаи?
– Да. Мы ждем с нетерпением весны, иначе просто умрем от голода. Будем молиться, чтобы этот год был более благоприятный.
На ночь нас поселили в самой большой комнате дома, хотя мы были согласны на комнатушку, лишь бы не остаться на улице. Мартин немного повозмущался, стараясь, чтобы его голос звучал как можно тише.
– Ты его слышал? – вопрошал он. – Надо было наказать старика за его дерзость. Смеет высказывать негодование Церкви.
– Он прав, Мартин, – заступился я за старика.
Не хотелось признаваться Марти, что жизнь простых людей мало волнует короля и Папу, ведь в своем возрасте парень все еще видел небо в розовом цвете, как и всех, кто служил Церкви. А тут какой-то старик посмел возмущаться. Я мог понять его негодование, но наказывать старика было бы глупо.
– В чем прав, Гейб? Он так это сказал…
– Он волнуется за свой народ. Он глава деревушки, люди зависят от него, так что не суди его строго.
– Ты действительно хочешь помочь ему? – Удивился он.
– Да. Город должен выделить стражников на поимку. И это первое, о чем я попрошу местного главу совета.
– Влетит тебе, мне так кажется, за такое самоуправство.
– Пусть, – через пару долгих минут ответил я, поразмыслив, что преступников обязаны ловить стражники, а не местные фермеры, которые из оружия разве что лопаты в руках и держали. – И знаешь еще что?.. Мартин?
Но тот довольно быстро заснул, устав от дня пути. Я же погасил свечу, стоявшую на узком окне, и устроился тут же, подле окна. И стал наблюдать. Из окна меня было не видно, зато я мог видеть в свете луны почти всю деревню, благодаря тому, что дом старейшины располагался немного на вершине, а луна, полная и яркая, висевшая высоко в небе, помогала освещать улочки и дома.
Не знаю, сколько я так просидел, оперевшись о подоконник и кутаясь в старую шкуру горного яка, пушистую, но местами облезшую до одеревенелой кожи, меня клонило в сон, которому я отчаянно сопротивлялся.
По моим примеркам была середина ночи, два или три часа, когда я заметил тень, скользившую от дома к дому и несомненно приближавшуюся к дому старика, к дому, где мы остановились на ночлег. Приблизившись, тень скользнула в хлев, кони беспокойно заерзали и заржали, но кажется причинять вред им он не собирался. Я решил, что это очередной обыск телеги в поисках съестного. Но что-то мне подсказывало, что врядли он рассчитывал найти там еду, скорее уж не хотел ночевать под открытым небом, как и мы. Боялся того же Рендала-разбойника? Эта мысль вызвала у меня улыбку.