Легенда о Чёрном ангеле
Шрифт:
Дилемма.
— Марго, отойди от входа, вдруг там улики какие-то остались, — зовёт Карл, и я словно просыпаюсь.
Делаю, как он просит, и достаю из сумки телефон. Один гудок, второй, третий, и наконец-то Миша берёт трубку.
— Сынок, ты как?
— Нормально, — отвечает настороженно, а до меня доходит, как, наверное, со стороны звучит сейчас мой голос.
— Ты где? Дома?
— Да, только проснулся. — Зевает, чем-то хрустит, а ещё раздаётся хлопок дверцы микроволновки. — Сейчас позавтракаю и к Лёнчику рвану, он меня ждёт.
Лёня — его друг детства, хороший
— Да-да, конечно, езжай… можешь даже с ночёвкой остаться. На дачу поезжайте к Лёне, отдохните. Давно ж не виделись.
Я тарахчу как умалишённая, а в трубке слышно, как что-то падает и звякает об пол.
— Мама, чего это с тобой? — осторожно переспрашивает Миша.
Вот, знать бы ещё, как ответить на этот вопрос.
— Ничего, просто… вот просто я так хочу. Отдохни, сынок, хорошенько. А то снова нырнёшь в учёбу, некогда будет.
— Ну ладно, — протягивает, явно шокированный моим напором.
Хоть бы послушал мать — не хочу ещё и о нём волноваться.
— Всё, сынок, тут небольшая заминка, скоро дома буду.
Если бы я ещё точно знала, когда наступит это “скоро”. Надеюсь, что не к завтрашнему утру.
Я не хочу волновать Мишу не потому, что он — тюфяк и размазня. Сын мой — весьма решительный молодой человек, с бурлящей отцовской кровью настоящего мужчины. Потому и не хочу, ибо точно знаю: он никуда не поедет, пока не расплескает кругом свою энергию. Пусть так, пусть уезжает, пусть не лезет во всё это.
Пока Карл разговаривает с кем-то по телефону, обзваниваю сотрудников и объявляю о внеплановом выходном. Пусть дома посидят, так лучше будет для всех.
Не знаю, сколько проходит времени, пока рядом с машиной Карла паркуется легковой автомобиль тёмно-синего цвета, а из него выходят двое мужчин, неуловимо похожие между собой. Под мышкой одного зажата папка, а второй, чуть помоложе, оглядывает каждого из нас цепким взглядом. В левой руке он несёт какой-то чемоданчик, и шестым чувством понимаю, что мужик это молодой — эксперт.
И начинается…
Опрос, осмотр места преступления, снятие отпечатков пальцев, ещё какая-то дребедень, которую даже в полицейских сериалах не показывают. В итоге подписываю целый ворох каких-то бумаг, и мужчины уезжают, оставив на прощание заверение во всём разобраться. Я делаю вид, что верю, но на самом деле очень сомневаюсь, что преступники, если это именно те, о ком я думаю, оставили следы. Да, взломали роллет, но больше ничего не испортили и не уничтожили.
Почему не проникли внутрь? Кто-то напугал? Дали отмашку? Передумали? Слишком много вопросов.
А может быть, это просто какой-то подгулявший выпивоха или припозднившийся наркоман в поисках денег. Ну а почему нет? Или, допустим, подростки бушевали… почему я сразу о самом худшем думаю?
— Домой иди, — говорит Карл, когда остаёмся одни на опустевшей парковке. — Устала, я же вижу, напсиховалась.
— Да-да, ты прав, — киваю и прячу смачный зевок за ладонью.
— Выпей молока горячего, или чаю какого-нибудь, липового. Вина хряпни, в конце концов. И спи.
Карл улыбается и проводит костяшками
— Ты меня поняла?
В голосе — требование и какая-то власть надо мной, которая не давит, не душит. И я киваю.
Карл целует меня в губы, проводит медленно ладонью по спине и прижимает к груди до хруста в рёбрах. Это длится не дольше секунды, а кажется, что вечность.
Когда уезжает, я ещё минут пять стою у подъезда, думая ни о чём и обо всём одновременно. И, несмотря ни на что, мне хорошо.
В кухне, на столе, оставленный Мишей завтрак: бутерброды с ветчиной, плавленым сыром и свежими листьями салата, а в маленькой кастрюльке на плите — ещё горячее какао. Почему-то от этого хочется плакать — забота сына кажется настолько трогательной, что не сдерживаюсь и реву. Как девчонка, сижу на стуле, смотрю на горку еды и размазываю слёзы по лицу.
Когда я плакала в последний раз? Не помню. Даже, когда погиб Валера, мне было не до слёз: пришлось срочно брать свою жизнь на короткий поводок. Не до рыданий, в общем. А тут разнылась, почти до икоты и истерики, а внутри так тепло и больно одновременно.
Так, сколько можно плакать?! Совсем распустилась!
Аутотренинг подобного рода мне лично всегда помогает, потому и сейчас довольно быстро успокаиваюсь, наливаю себе полную кружку ароматного какао и пью маленькими глоточками, наслаждаясь тишиной. Есть совсем не хочется, но я съедаю один бутерброд, а остальные убираю в холодильник. Знаю, что Миша будет ругаться — он вообще уверен, что я преступно мало ем, — но усталость слишком сильна, чтобы чувствовать голод.
Когда наконец-то моя голова касается прохладной подушки, моментально проваливаюсь в сон. Никаких образов или странных голосов, лишь беспроглядная тьма, липкая и тягучая. Время замерло, а я парю в этой темноте, не зная, чем всё закончится. Разобьюсь насмерть или так и буду барахтаться дальше? Непонятно. Но почему-то туманные перспективы совсем не беспокоят меня — иногда тьма безопаснее яркого света.
Когда в звенящую тишину врывается настойчивый звук мобильного, не сразу понимаю, что происходит. Вот только что я летала вне времени и пространства, не ощущая тела и не помня, кто я и где нахожусь, а уже закатные солнечные лучи рвут тьму на клочки. Надо было пару таблеток снотворного выпить, точно бы никто не разбудил, пока действие препарата не прошло. Но поздно размышлять об этом, нужно вставать.
И снова незнакомый номер. Вернее, на этот раз он просто не определяется. И не брать бы трубку, и не взять не могу. Был бы хотя бы Миша дома, а так…
— Маргарита Олеговна, приветствую вас.
Низкий, чуть хрипловатый, мужской голос наводит на мысль, что где-то я его уже слышала, но пока ещё сонное сознание не даёт ухватиться за очевидную мысль.
— Да… а кто это?
Может быть, полицейские что-то узнали о взломщиках? Я же им оставляла список контактов… но нет, что-то не то. Тон уж больно вкрадчивый, менты по-другому ведут беседы. Более напористо и сухо, что ли.